Горизонты ада

Я медленно покачал головой:

– Не скажу, если вы будете держать меня в курсе дальнейших исследований… Я дам вам номер своего телефона, – прибавил я, вырвал листок из своего блокнота, записал на нем номер своего телефона и вручил листок Сайнсу.

– Да больше нечего сказать. – Доктор пожал плечами. – Я послал свой отчет Кардиналу электронной почтой, но это было всего лишь более многословное изложение того, что я вам только что сказал. Девушка подверглась нападению вне отеля. Нападавший мог решить, что она мертва, когда он переносил ее в «Скайлайт». Однако умерла она спустя несколько часов, примерно в то время, когда было обнаружено тело.

– И вы считаете, что ее пытали на строительной площадке?

– Очень даже может быть. Или в гараже, или на чьем-то заднем дворе…

Появилась улыбающаяся Велоурия, прижимая к груди папку.

– Как только будете готовы, мистер Джири… – проговорила девушка.

– Мне нужно идти, – сказал я Сайнсу.

Он кивнул:

– Мне тоже пора.

– Вы позвоните, если что-то новое выяснится?

– Ничего не выяснится, но если это произойдет, я позвоню.

– Спасибо.

Услышанное от доктора Сайнса меня совершенно ошеломило. Ник убили за пределами «Скайлайта». Как это скажется на деле? Для начала, похоже, придется расстаться с теорией одного убийцы. Гвардейцы, охранявшие отель, были не слишком внимательны, но они не могли не заметить человека, втаскивающего в отель тело, если только что-то не отвлекло их внимание. Возможно, один из охранников состоял в сговоре с убийцей. А как насчет Присциллы? Я знал, что она побывала в вестибюле отеля и в ресторане в ночь убийства и, следовательно, подпадала под подозрение. Но если Ник убили где-то в другом месте…

Мне следовало обо всем этом подумать. Сейчас я не мог соображать связно, поэтому задвинул все эти мысли в глубину сознания и оставил там. Вернусь к ним позже, в своей квартире, после плотного ужина и продолжительного душа.

Я последовал за Велоурией по лабиринту коридоров между рядами одинаковых ячеек с контейнерами внутри. В голове продолжали вертеться слова Сайнса, но я о них старался не думать. Я пришел в Холодильник, чтобы почтить память своего отца. Ник может подождать.

Чем дальше мы шли, тем заметнее изменялся вид контейнеров: многие стали больше, появились контейнеры с закругленными краями, с бронзовой или золотой отделкой. Теперь ряды состояли из меньшего количества ячеек, встречались отдельно размещенные контейнеры, на некоторых висели венки (букеты попадались редко). Велоурия заметила, что я заинтересовался, и объяснила, что мы находимся в самой старой части Холодильника. Нынешняя администрация, прибавила она, планирует обновить эту часть – здесь можно хранить на двадцать процентов больше тел, если разместить контейнеры в один многоуровневный ряд, – но это масштабная и трудоемкая работа, выполнить которую в ближайшем будущем нет возможности.

Велоурия остановилась у второго контейнера в ряду из шести ячеек. Контейнеры размещались в два уровня, один ряд над другим. Мой отец находился на нижнем уровне. Я прочитал его имя, выбитое на тонкой металлической полоске. Досье отсутствовало. Я спросил у Велоурии, почему нет досье.

Сверившись со своими записями, девушка ответила:

– На давних обитателей порой очень мало информации. Многих просто привозили и оставляли здесь. Иногда даже имя неизвестно. Но может быть, у нас где-нибудь есть досье на вашего отца. Я могу поискать, если хотите.

– Не надо. – Я снова прочитал имя и откашлялся. – Мне бы хотелось побыть одному.

– Конечно, – кивнула Велоурия. – Хотите, чтобы я подождала поблизости, или сами найдете дорогу назад?

– У меня хорошая зрительная память. Вы можете уходить.

– Если потеряетесь – и можете мне поверить, это куда проще, чем вам кажется, – позвоните, и мы пошлем кого-нибудь на ваши поиски.

Велоурия ушла, и я остался один. Со своим отцом.

Я провел пальцами по буквам имени и поежился, так как в голову пришла мысль, что однажды сам могу оказаться запертым в таком же тесном ящике, и никто никогда не придет навестить меня. Детей у меня не было, как и планов на этот счет, но я представил, как они стоят здесь так же, как сейчас стою я, проводя пальцем по моему имени и размышляя, каким был их старик.

Я стоял так пару минут, дожидаясь, что нахлынут воспоминания, но они не торопились приходить. Перед мысленным взором возникли старые фотографии отца, но я не вспомнил ничего нового. Возможно, если бы увидел тело…

Я колебался. Отец лежал здесь долгое время. На процесс заморозки нельзя полагаться полностью. Тело могло разложиться. Я могу оказаться лицом к лицу с гниющим зомби, вроде тех, кого обожают киношники с нездоровой фантазией. В моей памяти Том Джири оставался высоким, сильным, здоровым мужчиной. Теперь же есть риск того, что на этот образ наслоится другой – изъеденный временем зловонный труп с ввалившимися щеками и оголившимися костями.