Горизонт событий

– Значит, самоубийство?

Генрих Осипович пожевал мундштук трубки, подумал и кивнул:

– Несомненно.

– Способ, я бы сказал, несколько экстравагантный.

Левин кивнул.

– Согласен, но мне приходилось видеть и не такое. Помню, в 1978-м топором себя зарубил человек: поднял над головой и несколько раз ударил по темени нижним заостренным краем лезвия, можете себе представить? Будто клювом долбил, пока не пробил череп. Или в 1980-м, как раз Олимпиада была, летом: самоубийство двумя ударами ножа в сердце. Звучит, как недобрый какой-то анекдот, но ведь было: при остановке сердца человек не умирает мгновенно, проходит от десяти до двадцати секунд, прежде чем мозг отключает сознание из-за недостатка притока крови, и еще несколько минут, пока изменения не станут необратимыми. Но картина в обоих случаях, как вы понимаете, на первый взгляд была однозначной: вот труп с множественными рублеными ранами черепа и окровавленный топор рядом, а вот, пожалуйста, сидит в кресле весь белый, рукоятка финки торчит из груди и рядом еще одна проникающая рана в межреберье. А то, что мы на Кировском проспекте увидели, очень похоже на острое биполярное расстройство. В посмертной психиатрической экспертизе нам отказали, но на мой дилетантский взгляд, там словно две личности боролись, причем одинаково обезумевшие: одна заставляла несчастного Рубинчика крушить голыми руками свое жилище и биться головой в шкафы и стены, а другая пыталась все это прекратить: сначала ножом заколоться – на груди очень характерные для неуверенных попыток самоубийства ранения, – потом, вероятно, достать через глаза до мозга, ну а потом просто выпрыгнуть из окна вперед головой.

– Боря никогда психопатом не был, – заметил я.

– Если человек находится в состоянии стресса или невроза, то спровоцировать острое психотическое состояние может любой раздражитель. Хотя бы даже и алкоголь, он же как раз выпивал тогда.

Левин замолчал, сопя трубкой. Повисла странная пауза. Не затем ведь они меня приглашали, чтобы послушать художественное чтение краткого содержания экспертизы? Я пожал плечами и спросил:

– Лена, а что у тебя?

– Ничего, что могло бы однозначно указывать на убийство. Кровь везде только Рубинчика. В квартире такой разгром, что выделить в нем какие-то посторонние включения довольно сложно. Отпечатков полно, в основном конечно, покойного Бори, но и других тоже достаточно, что совершенно нормально: у него бывали гости, и кое-кто из них, кстати, оставил несколько женских волос разной длины и цвета, которые я нашла на полу у зеркала в спальне и в ванной. Дверная ручка захватана, но еще до моего приезда за нее кто только не брался. На стакане и бутылке с коньяком отпечатки пальцев только хозяина, никто больше к этим предметам не притрагивался. В общем, если бы мы понимали, что это убийство, можно было бы попробовать за что-нибудь зацепиться: все отпечатки проверить, волосы по всей квартире аккуратно собрать, чтобы сформировать банк улик, когда злодеев поймают. Но у нас однозначное заключение о характере повреждений и нет ничего, что так же однозначно свидетельствовало бы о присутствии в ту ночь посторонних. Ну… кроме нетронутого угла в комнате. И моей личной в этом глубокой уверенности.

– Есть новые свидетельские показания, – сообщил я и рассказал о разговоре со Львом Львовичем.

Леночка захлопала в ладоши и торжествующе закричала:

– Ага! Я же говорила!

– Ну, выводов экспертизы это же не отменяет, не так ли? – резонно заметил Левин. – Да и показания, как я понял, неоднозначные.

– Неоднозначные, – согласился я. – Свидетель сейчас у меня в управлении, фоторобот рисует, посмотрим, что получится. Для повторного представления к возбуждению дела об убийстве оснований это не даст, да я и не собираюсь второму отделу работы подкидывать – зафиксирую для себя и приложу к делу «вежливых людей», на всякий случай. Хотя все это странно.

– Очень странно, – согласился Генрих Осипович.

– Запутанная история, – добавила Леночка.

Они снова замолчали. Я ждал. Левин вздохнул и принялся раскуривать погасшую трубку. Леночка бросила на него быстрый взгляд. Он чуть заметно кивнул.

– Странности вообще в последнее время зачастили, – начала она.

– А мы можем их только фиксировать, – продолжил Левин, справившийся, наконец, с трубкой. – И отвечать на поставленные вопросы.

– Чернорабочие следственного дела, – вздохнула Леночка.

– И, если что-то происходит совсем уж из ряда вон, нам остается только удивиться про себя, провести экспертизу согласно вопросам, которые задавали не мы, и спокойно жить дальше.

– Вас еще можно чем-то удивить, Генрих Осипович? – усомнился я.

– Редко, но можно. Вот, скажем, неделю назад, 8 августа, в среду. Ответственный работник Ленгорисполкома, товарищ Трусан. Руководитель выездной комиссии, между прочим, – это которая разрешения выдает на выезд за границу и занимается всем, что с этой темой связано.

– Молодой, тридцать пять лет всего. На должности хорошей и не женат, – добавила Леночка.

– А что с ним случилось? – спросил я.

– Сгорел на работе, – отозвалась Лена.

– В прямом смысле слова.