Горит восток

Он распахнул окно. Влажный воздух надвигающегося вечера ворвался в его душную, настоянную запахом неряшливого холостяка комнату. Лакричник набросил на плечи пиджак и подсел к подоконнику. Его знобило от мысли о предстоящем разговоре с Киреевым. Неужели спьяна сболтнул что-нибудь лишнее? Где? Когда? И что именно?

Улица была совершенно пустынной, если не считать двух стариков, что наискось от дома Лакричника сидели на скамье у ворот и щелкали орехи.

«Чем грызут? — саркастически усмехнулся Лакричник, успокаивая себя. — Остатками человеческих желаний? Если исследовать деятельность их орг…».

Он оборвал свою мысль на полуслове. Через перекресток улицы быстро прошел человек. Лакричник обладал зорким глазом и острой памятью. Он знал буквально всех коренных жителей Шиверска. Этот человек был, безусловно, приезжим. Его Лакричник уже видел однажды, но в другом платье. Тогда он вышел из дома Мирвольского, и Мирвольский путался, разговаривая с ним, с Лакричником, и был очень чем-то встревожеп. Чем именно, Лакричник тогда не мог понять. Теперь этот человек… Ба! Да ведь теперь он… пошел опять по направлению к дому Мирвольского? Кто он такой и зачем ходит к Мирвольскому?

Эта мысль так и обожгла Лакричника. Он забегал по комнате. Пойти бы сейчас за этим человеком… Интересно… Очень интересно… Но как же с явкой к Кирееву? Можно опоздать, и тогда… Как неудачно сошлось время! С Киреевым, пожалуй, шутить нельзя. Пробегаешь здесь без пользы, а там беды наживешь… Лакричник прилег на постель, обхватил руками голову, чтобы как-то избавить свой мозг от раздиравших его противоречивых желаний.

Так он пролежал минут пятнадцать. Потом вскочил, побегал по комнате и снова упал на постель. Забылся…

— Дурак! Дурак! — забормотал он, вдруг садясь. — Конечно, ходит он… Да, тут что-то нечисто!..

Лакричник схватился за волосы. Он пропустил час целый! И теперь-то уж действительно времени нет. А если бы он пришел к Кирееву хотя и с опозданием, но с доказательствами? Ведь простил бы ему опоздание Киреев!.. В конце концов риск всегда благородное дело.

Осталось только двадцать минут, ровно столько, чтобы дойти до канцелярии Киреева. Приходится идти… Идти с пустыми руками, не взяв того, что можно было взять!

Так с ним уже однажды случилось. Алексей Антонович, отлучась ненадолго из своего кабинета в больнице, оставил незамкнутым шкафчик с наркотиками. Лакричнику давно был нужен морфий. Он схватил пустой флакон и юркнул в кабинет. Отыскал банку с морфием, трепетно достал ее и… и как ни бился, никак не мог открыть плотно притертую стеклянную пробку. Наконец она подалась, но… в волнении Лакричник куда-то засунул свой пустой флакон и не мог найти его… Послышались шаги Алексея Антоновича. Слезы выступили на глазах у Лакричника. Со стоном он сунул банку с морфием обратно в шкафчик. И долго, год целый, после этого щемила ему сердце обида. Вот так и теперь получилось…

Лакричник захлопнул окно, замкнул дверь и выскользнул на улицу. Он шел к Кирееву, а ноги несли его совсем в другую сторону. Как челнок в ткацком станке, он несколько раз просновал взад и вперед по своему кварталу, от одного угла до другого, а потом покорился более властному чувству и торопливо зашагал самым коротким путем к дому Алексея Антоновича.

Ему навстречу попалась какая-то женщина, вцепилась в рукав и потащила за собой, беспрестанно величая его господином доктором и умоляя зайти посмотреть мальчика, который сейчас опрокинул на себя чугунок с кипятком. Лакричник выдергивал руку, упирался, отнекивался, говорил, что ему страшно некогда, что он спешит к умирающему больному, что, наконец, он посмотрит мальчика на обратном пути, но женщина не отступала — шаг за шагом тянула Лакричника за собой. У ворот он сделал решительную попытку вырваться. Не удалось — женщина как-то очень быстро втолкнула его во двор.

Еще с улицы были слышны истошные, хриплые крики, в доме они казались совершенно непереносимыми. Лакричник поморщился, потребовал ножницы, расстриг рубашонку и штанишки у мальчика, отвернул лоскутья материи и повертел головой: весь живот и обе ножки ребенка вздулись розово-желтыми пузырями. Лакричник беспомощно развел руками, посоветовал делать содовые компрессы и, пошарив у себя в кармане, сунул женщине порошок снотворного.

Дай ему выпить, — сказал он и отмахнулся: женщина трясла гипсовую собачку-копилку, чтобы заплатить ему за визит.

Это был первый случай в жизни Лакричника, когда он отказался от денег.

Взглянув на часы, Лакричник определил, что он задержался по крайней мере еще на двадцать минут, и, выйдя на улицу, зашагал еще быстрее.

Так он приблизился к цели. Оглядевшись вокруг, перебежал через дорогу и, ловко открыв калиточку, нырнул в палисадник, в густые, плотные кусты черемухи.