Горит восток

Да, Ленин — твердая опора всей нашей партии. — Лебедев вернулся на свое место к столу. — А теперь последнее и тяжелое для нас сообщение: делегаты нашего Сибирского союза на съезде партии выступали против «Искры», против товарища Ленина…

Ты шутишь, друг? — поднялся Лавутин.

Не может быть! — крикнул Ваня Мезенцев.

Василий Иванович! Да ты сам только сейчас рассказывал, что Сибирский союзный комитет целиком поддерживает «Искру» и товарища Ленина, — возбужденно проговорил Петр, — и конференция Сибирского союза тоже. Да и все всегда так считали.

А как же иначе считать? — крикнул Пучкаев.

Кто пойдет против «Искры», против Ленина? — Савва так и горел румянцем от негодования.

Лебедев поднял руку:

Спокойнее, товарищи! И тем не менее это так.

Предательство! — ударил кулаком по столу Порфирий.

Кто они, делегаты эти? — спросил Лавутин с какой-то глухой угрозой в голосе. — Кто?

Право такое кто дал им? — Ваня Мезенцев смахнул рукой карты со стола. — У кого они спросились, чтобы так выступать?

Товарищи, они ни у кого не спросились, — сказал Лебедев, и обычно веселый блеск его глаз стал холодным и строгим. — Не только вы, ни в одном порайонном комитете не знают, кто были нашими делегатами на съезде.

Да как же это так? — вырвалось у Петра.

Без всяких полномочий? Назвались и поехали? — Ваня Мезенцев вскочил. — Это действительно предательство!

— Они имели полномочия, — чеканя каждое слово, сказал Лебедев, — но эти полномочия были выданы единолично и «единогласно» их другом из Союзного комитета Гутовским. Он подписал им мандаты! Как это получилось? Он в этот момент оставался один в Союзном комитете. Не спросив больше ничьего мнения, он выписал своим друзьям документы. Об этом Гутовский и потом никому не сказал ни слова. Выходит, не социал-демократы Сибири послали своих делегатов, а Гутовский — своих единомышленников.

А кто он такой, Гутовский этот? — спросил Пучкаев.

Товарищи, это самый заядлый экономист, человек, который все время борется против линии «Искры». А Буткин в Союзном комитете держит связь именно с Гутовским. Теперь скажите мне: есть общее в том, что прячется Буткин и что он очень спешит выступить на массовке? Мне кажется, что есть. Готовится какая-то новая подлость. Буткину хочется непременно выступить без меня. Почему? Выступить — и уехать, чтобы избежать столкновения со мной на глазах у рабочих. Он рассчитывает, что первое впечатление у рабочих — впечатление от его речи — останется самым сильным, и если впоследствии я выступлю против него, но без него — это будет воспринято как попытка очернить человека, который не может ответить. Поэтому, товарищи, мы завтра должны дать ему бой!

Дать бой именно на глазах у рабочих, чего он так боится. Но нельзя напугать его раньше времени — тогда он просто притихнет и уйдет от разгрома. А мы должны разгромить его! Для этого надо дать возможность ему раскрыться. Товарищи, вы поняли меня? Я должен быть там, слышать все, что, станет говорить Буткин, но он не должен раньше времени видеть меня и знать, что я тоже на массовке. Как это сделать?

Очень просто, — предложил Петр. — На уватских лужайках много кустов. Я заранее посмотрю, как там лучше расположиться, а… скажем, Савва, встретит тебя на тропинке и поставит куда надо. Сделаем так, чтобы и народ, кроме нашего, что здесь вот сейчас, возле тебя не собирался.

Могу я провести, — сказал Порфирий, — я там каждый вершок земли знаю.

Правильно, — одобрил Петр. — Годится такой план, товарищ Плотников?

Годится, — согласился Лебедев, — а детали мы продумаем.

Ну и подлец все-таки этот Буткин! — протянул Лавутин. '

И почему же это он так свихнулся? — спросил Кузьма Прокопьевич.

Нет, не свихнулся он, — возразил Лебедев. — Все это развивается последовательно. Было время, когда он от чистого сердца помогал революционному движению, как мы его понимаем, и даже репрессиям за это подвергался. И все дело в том, что на некоторые, определенные цели его взгляды совпадали с нашими, он боролся с нами вместе за эти цели. А жизнь идет вперед, и появляются новые задачи и цели. И тут оказалось, что наши взгляды начали расходиться. Против народничества мы выступали вместе, а диктатуры пролетариата, социальной революции Буткин уже не хочет. Он считает, что все рабочее движение должно ограничиться борьбой за экономические интересы да за мелкие реформы политического характера. Это тоже революционная деятельность, но Федот, да не тот. Нам не это нужно! Нам нужна вся власть. И никаких компромиссов, никаких соглашений с нашими угнетателями! А с этим уже не согласен Буткин. Вот вам и его превращение. Сначала он боролся вместе с нами, потом с нами шел лишь по пути, потом открылись наши разногласия, а теперь он начинает борьбу уже против нас. Еще дальше вперед, к нашей цели, — и он станет нашим открытым и жестоким врагом. Где же «свихнулся» он, Кузьма Прокопьевич? Он не свихнулся. Он с самого начала складывался как наш враг, но раньше это было незаметно, а теперь раскрывается все яснее.

Растолковать ему, — пробормотал Кузьма Прокопьевич.