Уж не знаю, что подумала об этом Пайпер, но духовую трубку она вытащила.
Тем временем на другой стороне парковки Мэг дразнила Медею в своём фирменном стиле.
— ТУПИЦА! — орала она.
Медея отправила в её сторону вертикальную волну жара, но, судя по направлению огня, она хотела напугать Мэг, а не убить.
— Выйди и прекрати это безумие, милая! — позвала она, вкладывая в эти слова заботу. — Я не хочу навредить тебе, но титана сложно контролировать!
Я стиснул зубы. Слова Медеи слишком напоминали игры Нерона с разумом Мэг, которые удерживали ее на привязи под угрозой его альтер эго, Зверя. Я надеялся лишь, что Мэг не расслышит ни слова благодаря своим тлеющим цветущим берушам.
Стоило Медее в поисках Мэг повернуться к Пайпер спиной, та выступила на открытое место.
И выстрелила.
Дротик пролетел прямо сквозь стену огня и поразил Медею между лопаток. Как? Могу только гадать. Может быть, оружие чероки не подчинялось законам греческой магии. Может, как и небесная бронза, проходящая без вреда сквозь тела простых смертных, не признавая их за достойные мишени, пламя Гелиоса не разменивалось на испепеление ничтожных метательных дротиков.
В любом случае колдунья выгнулась и закричала. Она обернулась, метая взглядами молнии, и, потянувшись назад, вытащила древко.
— Дротик из духовой трубки? — недоверчиво уставилась она на него. — Вы шутите?
Пламя по-прежнему бурлило вокруг неё, но ни всполоха не метнулось в сторону Пайпер. Медея пошатнулась, её глаза скосились.
— Яд? — на грани истерики расхохоталась колдунья. — Вы попытались отравить меня, лучшего в мире знатока ядов? Нет яда, с которым я бы не справилась! Невозможно… — она рухнула на колени. Изо рта у неё потекла зелёная слюна. — Ч-что это за варево?
— Спасибо дедушке Тому, — ответила Пайпер. — Старый семейный рецепт.
Лицо Медеи стало белым, как её огонь. Она с трудом выдавила несколько слов, перемежавшихся с рвотными позывами:
— Думаете… что-то меняет? Мои силы… не призывают Гелиоса… Я его сдерживаю!
Она рухнула на бок. Пламя, вместо того чтобы погаснуть, завихрилось вокруг неё ещё яростнее.
— Бегите, — просипел я. А затем проорал изо всей мочи: — БЕГИТЕ НЕМЕДЛЕННО!
Мы пробежали половину обратного пути до коридора, когда парковка позади превратилась в сверхновую.
Глава 19
Я плохо помню, как мы выбрались из лабиринта.
В отсутствие каких-либо доказательств обратного я припишу это своей собственной храбрости и стойкости. Да, должно быть, дело было в них. Я, как избежавший самых яростных вспышек жары, храбро поддерживал Пайпер и Мэг и призывал их идти дальше. Дымясь, едва не теряя сознание, но оставаясь живыми, мы плелись по коридорам, шаг за шагом, пока не достигли лифта. Последним героическим усилием я переключил рычаг, и мы поднялись наверх.
Мы вышли на солнечный свет — обычный солнечный свет, а не злобный мертвенный свет якобы мертвого титана — и повалились на тротуар. Потрясенное лицо Гроувера возникло надо мной.
— Горячо, — простонал я.
Гроувер вытащил свою свирель. Он начал играть, и я потерял сознание.
Во сне я обнаружил, что нахожусь на празднике в древнем Риме. Калигула только что открыл свой новый дворец у подножия холма Палатин, приняв смелое архитектурное решение — разрушить заднюю стену храма Кастора и Поллукса и использовать её как парадный вход. Поскольку Калигула считал себя богом, он не видел в этом никакой проблемы, но римская знать была в ужасе. Это было таким же святотатством, как установить широкоэкранный телевизор на алтаре церкви и устроить вечеринку в честь Суперкубка с вином для причастия.
Это не мешало толпе участвовать в торжествах. Появились даже некоторые боги (под прикрытием). Как мы могли пропустить такую дерзкую, богохульственную вечеринку с бесплатными закусками? В освещенных факелами огромных залах толпились гуляки в костюмах. В каждом углу музыканты исполняли песни со всех концов империи: из Галлии, Испании, Греции, Египта.
Сам я был одет в костюм гладиатора (тогда, с моим божественным телосложением, я отлично выглядел в нем). Я проходил мимо сенаторов, переодетых рабынями, и мимо рабынь, переодетых сенаторами, миновал нескольких призраков в безвкусных тогах и парочку предприимчивых патрициев, которые соорудили первый в мире костюм осла на двух человек.
Лично я не был против кощунственного храма или дворца. В конце концов, храм-то был не мой. И в те первые годы Римской Империи я считал Цезарей оригинально непристойными. Кроме того, зачем нам, богам, наказывать наших главных благодетелей?
Когда императоры увеличивали свое могущество, они увеличивали и наше могущество. Рим распространил наше влияние на немалую часть мира. Теперь мы, олимпийцы, были богами империи! Подвинься, Гор. Даже не думай об этом, Мардук. Для олимпийцев наступило время господства!
Мы не собирались портить себе такую малину просто потому, что императоры стали много о себе воображать, особенно когда они брали пример высокомерия с нас.