Горящий берег

Впереди другие машины сошли с дороги и остановились под деревьями на опушке леса, чтобы уйти от огня. Бобби Кларк выпрыгнул из кузова и бегал от одной машины к другой, отдавая приказы шоферам и перестраивая колонну. Потом во главе колонны они снова двинулись в путь и свернули на главную дорогу.

На них снова обрушился обстрел: немецкие наблюдатели хорошо пристрелялись по перекрестку. Как карнавальная вереница танцующих, колонна вилась по дороге, обходя воронки и разбитые машины, мертвых упряжных животных и брошенное снаряжение.

Выбравшись, колонна сократила дистанцию между машинами и по изгибу дороги направилась в ближайшую деревушку. Когда проезжали мимо церкви, Сантэн увидела, что в крытом медью позеленевшем куполе зияет дыра.

Хотя Сантэн разглядела ветви тиса над семейным участком на кладбище, могила Майкла была не видна с дороги.

— Я гадаю, вернемся ли мы сюда, Анна, — прошептала Сантэн. — Я обещала Майклу…

Голос ее смолк.

— Конечно, вернемся. Куда нам еще идти?

Голос Анны звучал прерывисто от горя и из-за тряски.

Обе смотрели назад, на пробитый купол церкви и столб дыма за лесом, обозначавший их дом.

* * *

Колонна санитарных машин догнала арьергард отступающих английских войск на окраине деревни. Здесь военная полиция установила временный блокпост.

Полицейские собирали боеспособных солдат в стороне от дороги, перегруппировывали их и готовили вторую линию обороны; все машины досматривали в поисках дезертиров.

— Держится новая линия обороны, сержант? — спросил Бобби Кларк у полицейского, проверявшего его документы. — Можно нам остановиться в деревне? У меня раненые…

Закончить ему помешал разрыв: снаряд попал в один из домов у дороги. Они все еще оставались в пределах досягаемости немецкой артиллерии.

— Не могу знать, сэр, — ответил сержант, возвращая Бобби его документы. — На вашем месте я бы отошел дальше, к самому Аррасу. Здесь будет жарко.

Так началось долгое, медленное отступление. Колонна стала частью потока, заполнившего дорогу впереди, насколько хватал глаз, и продвигавшегося мучительно медленно.

Санитарные машины резко брали с места вперед, проезжали несколько ярдов, уткнувшись носом в предыдущий транспорт, и снова останавливались и ждали неопределенно долго. День разгорался, жара усиливалась, и зимняя грязь, недавно покрывавшая дорогу, превращалась в пыль. С окрестных ферм на окровавленные повязки слетались мухи и ползали по лицам раненых, лежащих на ярусах носилок; люди стонали и просили воды.

Анна и Сантэн отправились за водой на ближайшую ферму и обнаружили, что она покинута. Они отыскали молочные бидоны и наполнили их водой из колонки.

Они шли вдоль колонны, раздавали чашки с водой, протирали лица бредящих раненых, помогали санитарам убирать за теми, кто не мог сдерживать естественные отправления организма; все это время они старались сохранять бодрый, уверенный вид и утешать раненых, несмотря на собственные горе и лишения.

К ночи колонна преодолела меньше пяти миль. Позади по-прежнему гремел бой. Колонна снова остановилась, дожидаясь возможности двигаться дальше.

— Похоже, нам удалось остановить их у Морт-Омма, — задержался возле Сантэн Бобби Кларк. — Здесь можно без боязни переночевать. — Он внимательно всмотрелся в лицо солдата, над которым хлопотала Сантэн. — Видит Бог, эти бедняги долго не выдержат. Им надо поесть и отдохнуть.

— Тут, за следующим поворотом, есть ферма с большим амбаром.

— Если она еще не занята, остановимся там.

Анна извлекла из своего мешка плетенку лука и приправила им похлебку из тушенки, которую варила на костре. Похлебку подавали с армейскими сухарями и чаем без молока — все это раздобыли у снабженцев, чей грузовик тоже застрял на дороге.

Сантэн кормила тех, кто был слишком слаб, чтобы есть самостоятельно, потом вместе с санитарами меняла повязки. Жара и пыль ухудшали положение, многие раны воспалились и опухли, из них сочился желтый гной.

После полуночи Сантэн выбралась из амбара и пошла к колонке во дворе. Она казалась себе грязной и потной, ей хотелось вымыться и переодеться в чистое, выглаженное. Но никакой возможности уединиться не было, тем более что следовало беречь ту немногую запасную одежду, что она упаковала в саквояж. Не снимая верхней юбки, она скинула нижнюю и панталоны, постирала их в холодной воде, выжала и повесила сушиться, а сама тем временем вымыла лицо и руки.

Она позволила ночному ветру обсушить ей лицо, потом снова надела еще влажное белье. Причесалась и почувствовала себя лучше, хотя распухшие от дыма глаза по-прежнему жгло, а на сердце словно лежал тяжелый камень и от усталости трудно было пошевелить рукой или ногой. Ее преследовали воспоминания — отец в дыму, лежащий на траве белый жеребец, — но она старалась прогнать их из сознания.

— Хватит! — сказала она вслух, прислонившись к выездным воротам. — Хватит на сегодня. Плакать буду завтра.

— Завтра никогда не наступит, — произнес в темноте голос на ломаном французском, и Сантэн вздрогнула.

— Бобби?

Она увидела огонек его сигареты. Врач показался из сумрака и прислонился к воротам рядом с ней.