Горящий берег

Он опять вернулся, на этот раз спустившись так низко, что колеса шасси едва не коснулись каменной стены вокруг огорода Анны. И увидел в окне Сантэн. Невозможно было ошибиться и не узнать эти густые темные волосы и огромные глаза. Она свесилась с подоконника, что-то кричала и махала тем самым шарфом, который был на ней, когда они вдвоем летали на встречу с Шоном Кортни.

Подняв нос и прибавляя газ, Майкл чувствовал себя заново родившимся. Безжизненная, равнодушная вялость испарилась, он снова чувствовал, что полон жизни. Он увидел ее. Теперь все будет хорошо.

* * *

— Это Мишель! — счастливая, воскликнула Сантэн, оборачиваясь в комнату, к сидевшей на кровати Анне. — Я видела его, Анна, точно видела. О, как он красив — и нашел меня, несмотря на папу!

Лицо Анны неодобрительно сморщилось.

— Плохая примета жениху видеть невесту в день свадьбы.

— Вздор, Анна, иногда ты несешь ужасную чепуху! О, Анна, как он прекрасен!

— А ты не будешь, если до вечера мы не закончим.

Сантэн подобрала юбки и села на кровать рядом с Анной. Она уложила на коленях старинные желтоватые кружева своего подвенечного платья, поднесла к свету иглу и прищурилась, вдевая нитку.

— Я решила, — сказала она Анне, вновь принимаясь подшивать край юбки, — что у меня будут сыновья, не меньше шести, только сыновья и никаких дочерей. Быть девочкой так скучно… не хочу этого для своих детей. — Она сделала десяток стежков и остановилась. — Я так счастлива, Анна, так волнуюсь. Как думаешь, генерал приедет? Как по-твоему, когда закончится эта дурацкая война и мы с Майклом сможем отправиться в Африку?

Слушая ее болтовню, Анна чуть отвернулась, чтобы скрыть полную любви улыбку.

* * *

Желтый SE5a мощно зарывался в мягкое серое подбрюшье неба. Майкл выбрал один из просветов в нижнем слое облаков, быстро пролетел в него и вырвался в открытый коридор. Высоко над ним по-прежнему все тот же сплошной облачный свод, но ниже воздух чист и прозрачен. Когда альтиметр показал восемь тысяч футов, Майкл выровнял машину. Теперь он в чистом пространстве на равном удалении от обоих облачных слоев, а сквозь разрывы в облаках видны ориентиры.

Деревни Кантен и Обиньи-о-Бак — опустевшие, разрушенные снарядами. Остовы. Лишь несколько каменных труб пережили неоднократно накатывавшиеся на них волны войны. Трубы торчали из грязной рваной земли, как надгробия.

Между деревнями четыре мили; дорога, когда-то соединявшая их, пуста, и по коричневым полям между деревнями парой раненых гадюк вьются окопы линии фронта. Снарядные воронки, полные воды, смотрят на Майкла, как глаза слепца.

Майкл посмотрел на часы. Без четырех минут четыре. Его взгляд немедленно вернулся к бесконечному осмотру пустого неба. Он отрывал от приборов управления то одну, то другую руку и сгибал пальцы, одновременно сгибая и пальцы ног в сапогах из шкуры куду, разминаясь, как бегун перед стартовым выстрелом. Обеими руками он коснулся гашетки, чтобы проверить готовность машины: она летела по-прежнему прямо и ровно. Майкл дал короткую очередь из обоих пулеметов, кивнул и подул на пальцы правой руки в перчатке.

— Мне нужно выпить, — сказал он себе и достал из кармана серебряную фляжку Эндрю. Набрал в рот виски, прополоскал, проглотил. В крови расцвел огонь, но Майкл не поддался искушению выпить еще. Закрыл фляжку и снова убрал ее в карман. Коснулся левого руля, чтобы начать поворот, как обычно в патрульном полете, и увидел на фоне облаков черную, как блоха, точку; остановив поворот, Майкл удерживал машину и быстро моргал, чтобы согнать слезы и удостовериться.

Второй самолет шел на высоте восемь тысяч футов и быстро приближался с севера, со стороны Дуэ. Майкл почувствовал, как поток адреналина в его крови смешивается с алкоголем. Щеки его горели, живот подвело. Он прибавил газу и полетел навстречу.

Объединенная скорость самолетов бросила их навстречу друг другу. На глазах у Майкла вторая машина чудесным образом росла. Он увидел ярко-синие нос и колпак пропеллера, затуманенный вращением лопастей, простертые вверху черные ястребиные крылья. Между двумя черными стволами пулеметов «шпандау», смонтированных на кожухе двигателя, виднелась голова пилота в шлеме и взблескивали очки, когда немец всматривался в прицел.

Майкл дал полный газ, и машина взревела. Левой рукой он водил ручкой управления, как художник легчайшими движениями водит кистью; он поместил немца точно в центр концентрических окружностей своего прицела, а правой рукой потянулся к гашетке.

Его ненависть и гнев росли так же быстро, как враг перед глазами, но он сдерживал огонь. В голове застучали боевые часы, и время словно замедлило ход.

Он видел, как жерла пулеметов «шпандау» начали подмигивать ему яркими искрами огня, красными, как планета Марс в безлунную ночь. Нацелился в голову пилота, нажал спусковой рычаг и почувствовал, как задергался под ним самолет в такт очереди.