Горящий берег

— Мы хотим искупления, — пел О’ва. — Хотим загладить обиды, которые нанесли духам…

Сантэн увидела, как в облаках пара возникает какая-то фигура, темное нематериальное видение.

— Кто ты? — прошептала она и увидела, как тень обретает четкость, узнала глаза — остальные черты были неясны, — глаза старого моряка, которого принесла в жертву акуле.

— Пожалуйста, — прошептала она, — прости меня. Это было ради ребенка. Прости за то, как я с тобой обошлась.

На мгновение ей почудилось в этих печальных старых глазах понимание, потом видение рассеялось, исчезло в облаке пара и сменилось другими. Это была череда воспоминаний и снов, и Сантэн заговорила с ними.

— Папа, папочка, если бы мне хватило сил, если бы только я могла заменить маму…

Она слышала в пару голоса бушменов: старики плакали и разговаривали со своими призраками и воспоминаниями. О’ва снова охотился с сыновьями, Х’ани видела детей и внуков и плакала от любви и печали.

— О Мишель, я вечно буду любить тебя. Да, о да, я назову сына в твою честь. Обещаю тебе, любовь моя, он будет носить твое имя.

Она не знала, сколько времени провела в водоеме, но постепенно фантастические видения и призраки растаяли, и Сантэн почувствовала, что Х’ани ведет ее к краю бассейна.

Горячая вода словно отняла у нее все силы. Тело приобрело яркий кирпичный цвет, въевшаяся в поры грязь пустыни вымылась. Колени у Сантэн подгибались, ноги словно стали резиновыми.

Х’ани набросила на ее влажное тело шкуру сернобыка и помогла выйти по проходу в скале наружу. Уже наступила ночь, луна светила так ярко, что под ноги ложились тени. Х’ани провела девушку в хижину и укрыла шкурой.

— Духи простили, — прошептала она. — Они довольны тем, что мы предприняли путешествие. Они послали моих детей поздороваться со мной и сказать об этом. Можешь спать спокойно, Нэм Дитя, никаких обид больше нет. Нам здесь рады.

* * *

Сантэн проснулась в полном смятении, не вполне уверенная в том, что с ней происходит, не уверенная даже в том, где она; в первые несколько секунд ей казалось, что она в своей спальне в Морт-Омме и что подле ее кровати стоит Анна. Но она тут же почувствовала жесткую траву и землю под собой и запах шкуры, которой была накрыта. Сразу вслед за этим вернулась боль. Как будто в нижнюю часть живота вцепилась клешня с когтями, которая раздирала ей нутро. Сантэн невольно вскрикнула, согнувшись пополам и держась за живот.

Вместе с болью мгновенно вернулось и сознание реальности. Мысли, четкие и ясные, ничем не напоминали вчерашние галлюцинации. Сантэн понимала, что происходит. Чутье подсказывало ей, что горячая вода в подземном бассейне и дым, который она вдыхала, ускорили роды.

— Х’ани! — позвала она, и в сером полусвете возникла старуха. — Началось!

Х’ани помогла ей встать, потом подняла шкуру.

— Идем, — прошептала она. — Надо пойти туда, где мы будем одни.

Должно быть, Х’ани заранее выбрала место, потому что отвела Сантэн прямо к лощине недалеко от лагеря, закрытой от него рощей деревьев монгонго. У ствола большого дерева она расстелила шкуру и уложила на нее Сантэн. Наклонившись, сняла с нее рваную брезентовую юбку, потом, сидя на корточках, быстрыми уверенными пальцами, но тщательно прощупала тело девушки и откинулась назад.

— Скоро, Нэм Дитя, очень скоро, — радостно улыбнулась она, но новая болезненная судорога помешала Сантэн ответить.

— А, дитя нетерпеливо, — улыбнулась Х’ани.

Судорога прошла. Сантэн лежала, тяжело дыша; но не успела она отдышаться, как боль началась снова.

— О Х’ани, держи меня за руку, пожалуйста!

Глубоко внутри ее тела что-то разорвалось, и из нее полилась горячая жидкость, потекла вниз по ногам.

— Скоро, очень скоро, — уверяла Х’ани. Сантэн закричала.

— Ну-ка…

Х’ани заставила ее сесть, но Сантэн снова легла.

— Он выходит, Х’ани!

— Сядь! — рявкнула Х’ани. — Теперь ты должна помочь ему. Сядь! Ты не поможешь ребенку, лежа на спине!

Она заставила Сантэн сесть на корточки, широко расставив ноги и разведя колени — в естественной позе родов.

— Держись за дерево для устойчивости, — настоятельно поучала она. — Вот так.

Старуха положила руки Сантэн на шероховатую кору, и Сантэн застонала и прижалась лбом к стволу.

— Давай!

Х’ани наклонилась позади нее и жилистыми руками обхватила тело Сантэн.

— О Х’ани! — кричала Сантэн.

— Да! Я помогу тебе вытолкнуть его. — Она крепче сжала Сантэн, и та инстинктивно начала тужиться. — Тужься, Нэм Дитя, тужься сильней! Еще сильней! Тужься! — уговаривала Х’ани, чувствуя, как мышцы живота девушки напрягаются и становятся твердыми, как железо.

Внутри мешала какая-то преграда; Сантэн, вцепившись в дерево, тужилась и стонала; она почувствовала, как преграда чуть подалась, потом снова застряла.

— Х’ани! — кричала она; худые руки обнимали ее, старуха стонала вместе с нею, они тужились вместе. Обнаженное тело Х’ани прижималось к выгнутой спине Сантэн; девушка чувствовала, как из старой увядшей плоти в нее, словно поток электричества, вливаются силы.

— Еще раз, Нэм Дитя! — хрипела ей на ухо Х’ани. — Он близко, очень близко. Давай! Нэм Дитя, тужься сильней!