Горящий берег

О’ва быстро осмотрелся и обнаружил все четыре копыта, нетронутые. Гиены не успели изгрызть их. Складным ножом О’ва отделил копыта от костей плюсны и поспешил к женщинам. Он привел их к границе с Калахари — месту, где земля опять становилась мягкой — и склонился перед Сантэн.

— Я проведу Нэм Дитя, а потом вернусь за тобой, — сказал он Х’ани, корой сансевьеры привязывая копыта к ногам Сантэн.

— Мы должны торопиться, старый дедушка, они догоняют.

Х’ани тревожно принюхалась к ветру и наклонила голову, улавливая самые тихие звуки леса.

— Кто они? — К Сантэн вернулось не только способность дышать ровно, но и любопытство, и сообразительность. — Кто за нами гонится? Я ничего не видела и не слышала. Это люди как я? О’ва, это люди из моего народа?

Х’ани быстро вмешалась, прежде чем О’ва смог ответить.

— Это черные люди. Большие черные люди с севера, не твой народ.

Хотя и она, и О’ва, оглянувшись с гряды, видели на краю поляны белого человека, они в нескольких словах достигли соглашения, которое позволит удержать Нэм Дитя.

— Ты уверена, Х’ани? — Сантэн покачивалась на копытах зебры, как девочка, впервые обувшая туфли на высоком каблуке. — У них не светлая кожа, как у меня?

Неожиданно ей пришла в голову ужасная мысль — возможно, она бежит от своих спасителей?

— Нет! Нет! — Х’ани в крайнем возбуждении замахала руками. Роды совсем скоро, и увидеть их — ее последнее желание в жизни. — Они не светлокожие, как ты. — Х’ани вспомнила самых страшных персонажей мифологии племени сан. — Это большие черные великаны, которые едят человеческое мясо.

— Людоеды!

Сантэн была ошеломлена.

— Да! Да! Поэтому они за нами и гонятся. Они вырежут ребенка из твоего чрева…

— Пошли, О’ва! — крикнула Сантэн. — Быстрей! Быстрей!

О’ва, привязав два оставшихся копыта к своим ногам, повел Сантэн с гряды; он шел за ней на таком расстоянии, что создавалось впечатление, будто зебра покинула каменистую местность и ушла в лес.

В миле от гряды он спрятал Сантэн в густом колючем кустарнике, снял с ее ног копыта, перевернул пару на своих ногах и отправился за Х’ани.

Бушмены, оба с копытами на ногах, прошли тем же путем, а когда достигли убежища Сантэн, сбросили копыта и втроем побежали на восток.

О’ва заставлял их идти всю ночь, а на рассвете, когда утомленные женщины уснули, вернулся по следу назад и проверил, не разгадали ли преследователи их хитрость. И хотя никаких признаков погони не обнаружил, они еще три дня и три ночи шли скорым шагом, не разводя костров и используя любые возможности местности и любые уловки, чтобы скрыть свой след.

На третью ночь О’ва почувствовал такую уверенность, что мог сказать женщинам:

— Можно развести костер.

В красном дрожащем свете костра он танцевал, как одержимый, и восхвалял всех духов по очереди, включая Богомола и Канну, потому что (так он с серьезным видом объяснил Сантэн) неизвестно, кто помог им в бегстве, кто направил ветер, чтобы он донес запах преследователей, кто так удобно положил тушу зебры. Поэтому необходимо поблагодарить всех. Он танцевал до захода луны, а потом спал до восхода солнца. Затем они возобновили передвижение в привычном неторопливом ритме и даже остановились на целый день, когда О’ва обнаружил колонию долгоногов.

— Здесь мы охотимся в последний раз. Духи очень настаивают на этом. Ни один человек племени сан не может охотиться в пяти днях пути от «Места Всей Жизни», — объяснил он Сантэн, выбирая длинные гибкие стебли ползучего кустарника, очищая их и сплетая один с другим, пока не получилась гибкая и прочная удочка почти в тридцать футов длиной. На последнем стебле он оставил и боковую веточку, которая росла под острым углом к черенку и походила на грубый рыболовный крючок. О’ва заточил ее и обжег на костре. А потом долго и тщательно осматривал норы долгоногов, пока не выбрал ту, которая вполне подходила для задуманного им.

Женщины присели с ним рядом, а он просунул конец «удочки» с крючком в отверстие норы и, словно по дымоходу, стал аккуратно спускать, осторожно огибая подземные препятствия и повороты, пока почти вся удочка не исчезла под землей.

Неожиданно стержень сильно задрожал в его руках, и О’ва сразу стал вытягивать его, как рыбак, почувствовавший: клюет.

— Он лягает удочку, пытается ударить ее задними лапами, — хмыкнул О’ва, проталкивая свое орудие еще глубже и заставляя долгонога лягаться пуще прежнего.

На этот раз стержень словно ожил в руках старика, он дергался и вырывался.

— Зацепил! — О’ва изо всех сил навалился на конец стержня, как можно глубже загоняя острый крючок в плоть животного.

— Копай, Х’ани! Копай, Нэм Дитя!

Женщины начали палками разрыхлять землю, быстро углубляясь. Чем ближе они подбирались к концу длинного багра, тем громче звучали приглушенные крики пойманного на крюк долгонога. Наконец старик, запыхавшись, вытащил из-под земли покрытое мехом существо. Длинноногий заяц был размером с крупную кошку и в диком возбуждении подпрыгивал на конце гибкой удочки, отталкиваясь сильными задними лапами. Х’ани с размаху огрела животное палкой по голове.