Горящее небо Аорна (СИ)

Столкнувшись с холодком пилотов, Максим начал заводить контакты среди технического персонала базы. То есть «унтерменшей», что абсолютно не соответствовало поведению предшественника.

— Нормальный самолет, — уверил его техник, колупаясь гаечным ключом в раскрытой нише шасси. — Летать на нем вот только не умеют. Двадцать пять лет назад не самолет был, а мечта. К ним допускали лучших. А что теперь? Им автопилот подавай. Тиснул кнопку — и летит. А за что пилоту, спрашиваю, жалованье платят?

Южный говорок Бигиша отличался от панкийского с его шипящими. Лейтенанта техник величал «Борюс» и держался с ним почтительно. Внимание офицера ему льстило. Разговаривал охотно. С прошлыми пилотами у него иначе было — бросят фразу, две, и хватит «унтерменшу».

— У меня их четверо сменилось за полгода, — поделился техник с лейтенантом. — Два, три боевых вылета — и отпели. Один на первом вылете и вовсе навернулся. Не сбили — сам упал. Рейнджер, он на ручку чуткий. С ним надо, словно с женщиной — мягко, с лаской. Тогда и привезет обратно целым.

— Бигиш! — как-то раз сказал Максим. — Возьми подарок своей дочке. Такие девки любят.

Дешевая открытка с фотографией артиста украсилась автографом «С любовью, Борюш». И кто поверит, что подписала не настоящая кинозвезда? Вся база знает, что кумир здесь служит.

— Спасибо, сэр!

Техник аккуратно через чистую тряпицу, чтоб, не дай Всевышний, не заляпать гидравлической жидкостью и смазкой, взял открытку.

— Чепуха! — сказал Максим. — У меня их много.

Но техник был в восторге: такой подарок для дочурки! На следующий день хитрый лейтенант притопал на стоянку и огорошил Бигиша просьбой, в которой тот не смог отказать.

Отремонтированный им Р-300 готовился к пробежке по дорожке, без задачи подняться в воздух. Инженер-панк не обратил внимания, что в кабину забрался другой человек. В черном комбинезоне технаря и в шлеме, ну и что?

Электромотор раскрутил турбину. Подача топлива. Зажигание! Фюзеляж мелко-мелко завибрировал. Стрелка температуры на допотопном циферблате поползла вверх. Эх, разбежаться бы по полосе! Планета на мгновенье замрет, а после, оттолкнувшись от шасси, растает в голубой дали…

Он отпустил тормоз, и машина тронулась. Конечно, он сейчас не полетит, но грех винить фортуну. Еще совсем недавно Макс лежал парализованный и малодушно рассуждал о смерти. И вот сидит в кабине боевого самолета. Пусть древнего, но он летает! И очень скоро Максим поднимется к облакам, таким же белым, сдобным, как на оставленной Земле. Все остальное — холодность пилотов, гнев Вишевой — мелкие проблемы. Они когда-нибудь уйдут. Пока же главное: он снова летчик, а не беспомощная мумия в постели. И небо вновь его…

Рейнджер аккуратно вкатился на стоянку — на тоже место, где и стоял до испытаний. Технарям не нужно, упираясь всей толпой, толкать его обратно. Третьесортные летчики-картриджи, присылаемые для полетов на Р-300, так не поступали, бросая самолеты где попало. Этим поступком Борюш заслужил очередное одобрение от техников.

Еще он сблизился со старшим лейтенантом Савишем. Командир звена, в которое засунули Борюша, был полукровкой. Таким, как он, дорога в авиацию давалась тяжело, как неграм в США в былые годы, когда в их армии царил апартеид. Черных не пускали в царство белых джентльменов. Нет, мыть посуду и носить винтовку — всегда пожалуйста, но стать пилотом боевого самолета или офицером флота — шалишь. Савиш смог преодолеть препоны и был достоин уважения хотя б поэтому. Во-вторых, летал метис блестяще — ни разу не был ранен и потерял всего один аэроплан. Если бы не происхождение из «унтерменшей», давно возглавил бы сквадрон.

Ценой больших потерь армии Коалиции удалось вытеснить войска Союза на восточный берег. Победу отмечали бурно. Максим, использовав момент, подкатился к подвыпившему командиру.

— Савиш! Твое здоровье! — он пригубил дешевое, некрепкое вино, подаваемое бесплатно. — У меня есть просьба: мне надоело изучать кабину и инструкции. Все знаю наизусть. Небо манит. Назначай экзамен на земле и пробный вылет по кругу.

Старший лейтенант глянул с удивлением, а потом заржал.

— Дурак ты! Чем дольше учишься, тем меньше шансов, что попадешь на боевые вылеты. А там, глядишь, и перемирие подпишут. Вон как им врезали! Очухаются и запросят переговоров.

— Что я скажу своим поклонникам? Что победили без меня?

— Подумаешь! — махнул рукой метис. — Какая разница? С экрана ты несешь написанную кем-то лабуду. Или я не прав?

За две недели пребывания на авиабазе, прошедших в атмосфере отчуждения среди коллег, Борюш впервые говорил с офицером без всяких «сэр, да, сэр, разрешите исполнять», по-человечески. Такое отношение Савиша грех было не использовать. И он ответил:

— Прав, конечно. Но я хочу не чувствовать себя при этом идиотом. Пусть я не слишком отличусь в бою, но буду знать, что воевал. И мне не будет стыдно. Ты понял, Савиш?