Горячо-холодно: Повести, рассказы, очерки

Другой раз, если у клиента вид несоответственный, приходится вступать в предварительный диалог:

— Желаете иметь параллельный аппарат в соседней комнате? Или отводную трубку? Наше вам пожалуйста. Заявление — раз. Справку из домоуправления два. С места работы — три. Две фотокарточки — четыре.

Клиент обращается в кипяток:

— Помилуйте, зачем же фотокарточки?

— Для утверждения личности. Порядок предписан высшим органом и не будем на него покушаться, — и гляжу со строгостью, чтобы не раскрыть свою амбицию.

Клиент приходит в робость:

— А потом?

— Мы ваши документы профильтруем, проведем авторитетное заключение, поставим вас в порядке очереди хода на депутатскую комиссию.

— Сколько же ждать придется?

— От трех месяцев и далее. И вообще, если завод произведет аппараты. Штурмовщина у них, никак не могут заполнить график. Снабжение разрушается…

— Нельзя ли побыстрее, прошу вас.

— Двенадцать.

— Что — двенадцать?

— Знаков государственных. Для исполнения быстроты. На чистку и смазку.

Через полчаса аппарат в работе. Трудовой гонорар в моем пролетарском кармане. Обе стороны пребывают в обстановке взаимного удовольствия.

Вот по какой горизонтали направилась моя биография. Бывает, задумываюсь, но с большими интервалами — в силу постепенного привыкания. А если рассуждать нравственно — уровень моего существования неуклонно поднимается к вершине, как в программе указано. Обстановку имею модерную, сервант, телевизор, коврики, электрополотеры — что твой профессор Сережкин или новатор именитый, хоть и ниже их по званию. Важен доход и наличность.

Можно, конечно, и второе заключение из моей биографии вывести — с чего я начал и до какой категории снизошел. Начинал с конвейера, с коллективных масс, а теперь при дяде Грише в напарниках состою — привык к материальной красоте существования. Здесь моя персональная трагедия и мораль потомкам. Эх, толкнул бы я громогласную речь на данную тематику, но себя пригвождать не решаюсь. С речами у меня вообще размолвка образовалась. Не держу больше речей, онемел перед массами. То ли разучился, то ли другая причина, душевная. Только на трибуну я теперь не ходок. Об этом факте большую скорбь в уме храню.

<1960>

Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ, РАДИПЛАНА

(новогодняя фантазия)

1

Море клокотало, круто вываливалось на гальку. Сильная волна косо набежала на берег и долго катилась вровень с Катей, заливая гальку пышной, тут же пропадающей пеной. Катя сидела у окна и гадала: если волна догонит ее, то сегодня будет необыкновенный вечер: она пойдет к Сережке-радисту и Сережка объяснится ей в любви.

Волна тут же поникла, отстала. Катя знала, что море вот-вот кончится и другой такой волны уже не будет. «А я все равно пойду к Сережке, — подумала она наперекор судьбе и вдруг вспомнила: — Сегодня ведь праздник!»

Катино сердце сжалось от необыкновенных предчувствий. Тут наскочила новая волна, и Катя увидела, как из пены вышел молодой бог в нейлоновых трусах. Плечи, грудь — ложись и умирай. Катя радостно вгляделась и узнала Валерия Борзова. Валерка тоже ее узнал, помахал рукой и тут же взял старт, чтобы догнать и обнять Катю. Ну и Валерка, ну и парень, недаром олимпийский чемпион. Он летел быстрее пули, быстрее мечты, быстрее поезда, обогнал один вагон, второй, хотел ухватиться за поручни и вдруг сошел с дистанции. Это хобби у него такое — ногу подворачивать.

Валерка захромал и что-то крикнул вслед. Катя вздрогнула.

— Девушка, где пиво? — зарычал на нее грузин с усиками. Он сидел через три столика от Кати и свирепо крутил белками. — Когда принесут, спрашиваю?

— Со временем или раньше, — пробормотала Катя, продолжая смотреть в окно, но Валерка уже растаял в волнах.

— Смерти моей хочешь? Где пиво? — хрипел грузин. — Тут работают или загорают?

Катя вздохнула, подошла к нему.

— У вас же приняли заказ, — сказала она грудным голосом. — А мои столики на той стороне. И пожалуйста, не переживайте из-за всякой чепухи. У вас высокое давление. Вам вредно переживать. А мы встали на вахту отличного обслуживания…

— Какой голос! — восторженно зарокотал грузин, пожирая Катю выпуклыми белками. — Как зовут, девушка?

Катя ничего не ответила и вильнула фартуком. Грузин с усиками, когда она разглядела его поближе, оказался вполне подходящим типом: не очень молодой, высокий и свирепый — как раз то, что надо. И денег у него полный карман. Он сел вчера вечером, оставил за ужином восемнадцать рублей — и даже не задумался. Видно, виноград везет в Москву под праздник.

Катя вихляво шла по проходу и чувствовала на себе взгляд грузина.

Вагон качнуло на стрелке, и море начало отваливаться влево. Мелькнула даль пустынного берега, сбоку выползла покатая гора — море ушло до нового рейса. Солнце плоско обливало голый склон, вагоны ритмично качались, взбираясь к перевалу.