Горячий угон

Правда, Мирон, Еремей, Кот, Тихий и им подобные, которые числились экспедиторами, монтажниками и разнорабочими Александровского филиала, иногда приходили в основное здание, вызывая вопросы своими физиономиями и отвязными манерами, но все предпочитали не обращать на них внимания. Мало ли у кого какие лица! Вот и сам Геннадий Петрович не красавец, к тому же широко известен под прозвищем Авил, но это, по обычаям новой нормальности, никого не удивляло. Так же, как и слухи о его судимости в бурной молодости, пришедшейся на «лихие» девяностые. Слухи документального фундамента не имели – ни в полицейской картотеке, ни в судебных архивах следы давней судимости не обнаружились: может, были утеряны за давностью, может, умышленно затоптаны, а может, их особо и не искали… Но старые оперативники и бандиты эти мутные сведения на словах подтверждали. Злые языки говорили, что Авил попадался на разбоях, вымогательстве и соучастии в убийствах, а добрые утверждали, что он пострадал всего-навсего за незаконные валютные операции, которые по нынешним временам считаются вроде как детской шалостью, хотя в свое время за эти шалости расстреливали…

Сейчас Авил о темных деталях собственной биографии не думал и просто рассматривал свои голые ноги со свежим педикюром. Они были безволосыми, как и все тело, к тому же маленького размера. Из-за обеих не присущих мужчинам особенностей в свое время он вынес немало насмешек и издевательств. Теперь вряд ли кто-то отважился бы шутить на эту тему, но туфли он все равно носил на два размера больше, заполняя носы пробкой. Скорей всего, делал он это для самого себя.

За приоткрытой балконной дверью шумел в темноте дождь, а изготовленные под старину светильники на стенах, наполняли комнату неярким светом, придавая золотисто-багровый оттенок наполненному дорогим коньяком грушевидному бокалу на дубовом столике. Еще не очень давно он пил, в основном, дешевую водку и не знал, что коньяком нельзя запивать селедку под шубой или салат оливье, и уж тем более не знал, что его надо наливать в специальные бокалы – снифтеры. Авил взял правильный бокал в руку, поднял на уровень глаз, немного качнул. Цвет коньяка был похож на закат солнца.

Еремей задерживался, и он начинал нервничать. Не по правилам, в несколько глотков, осушил бокал и, чтобы отвлечься, представил, как в это же время ждёт доклада от своих подчинённых кто-то из начальников тиходонской полиции в кабинете со старомодной ковровой дорожкой, до сих пор считающейся верхом шика у казённых людей. Это немного развеселило, и он улыбнулся. Но ожидание – везде ожидание: что в казённом доме, что в собственном особняке – оно напрягает.

Медленно тянулись минуты. Наконец в дверь постучали.

– Пришел, – доложил Голуб, который выполнял функции начальника личной охраны и адъютанта по особым поручениям – Авилу нравилось использовать армейскую терминологию.

– Заводи! – Авил поставил пустой бокал на место.

Тихо вошёл Еремей, вышколенно замер у двери, чтобы ненароком не разозлить хозяина.

– Ну! – рявкнул тот.

– Я всё сделал.

– Как прошло?

– Нормально, – пожал плечами Еремей, привыкший изъясняться односложно. Задание получил, задание выполнил. О чем тут толковать?

Но Авил жаждал деталей.

– Без осложнений?

– Без. Он ничего не успел понять.

– Хорошо, – кивнул Авил, достал из халата конверт с тысячей долларов, протянул Еремею.

– Держи! Заработал!

Тот молча сунул деньги в карман.

– Ты освободил место для себя, – неожиданно объявил Авил.

– Чё?

– Займёшь его место, говорю!

– Как так? Я же не умею, как он…

Авил презрительно выпятил нижнюю губу.

– Чего ты не умеешь?! – раздраженно рявкнул он. – Грохнуть лоха не умеешь?!

– Лоха – это одно, – глядя в пол, сказал Еремей. Спорить в Авилом было рискованно, и сейчас он рисковал своей шкурой. – А другое – валить таких зверей, как валил Гаврош – с охраной, собственными службами безопасности, с ментовскими связями…

– Да ты же самого Гавроша завалил! Значит, ты его круче! Так работай вместо него! И бабла больше будет, и моей правой рукой станешь! Понял?

«А потом кто-то встретит меня в подворотне и освободит место для себя», – подумал Еремей, но ничего не сказал.

Запас возражений был исчерпан: босс не любил, когда ему противоречат и мог пристрелить прямо здесь… Да и о чем спорить? Он получил бабло и повышение – это хорошо. А ломать голову и, особенно, задумываться о будущем, Еремей не привык. Все равно никто не знает, что будет завтра… К тому же, его мнение никого не интересовало. Решение было принято и озвучено в форме приказа, а не вопроса. Отказаться – значит, самому лечь в землю.

– Понял! – ответил он и даже кивнул от усердия.

– Ну и иди, гуляй пока! – Авил небрежно махнул рукой. – Только не напивайся – завтра будет работа.

* * *

Утром господин Авилов созвонился со своим коллегой по бизнесу, общественной деятельности и меценатству господином Ивановым, который, вдобавок к остальным достоинствам, еще недавно стал депутатом законодательного собрания.

– Привет, Иван! Пообедаем?

– Привет, Авил! Давай в «Неаполе» в три?

– Договорились!