Горячий лед

Валерий Синицын предстал перед Леной в различных ракурсах. То это был пятилетний надувшийся на весь мир карапуз, то печальный прыщавенький шестиклассник, то лохматый, хулиганистого вида, выпускник с гитарой в руках, то бедный лысенький солдатик и так далее. Самые последние фотографии — Синицын в спортивном костюме, и другая — в пресловутом малиновом пиджаке.

— Это последние, но они очень давно сделаны, — комментировала Акулина Михайловна. — Я его все прошу, чтобы он мне привез какие-нибудь новые, а он говорит, что новых нет. Это вот — пятый класс. Никогда не забуду… Я же в школе работала учителем географии. Естественно, все называли меня географичкой или еще Акулей и акулой, когда двойки ставила. Дети, они ведь что только не придумают. А Валерка все время с ними дрался, ему было больно и обидно, что меня так дразнят. Однажды так подрался с каким-то мальчишкой, что меня на педсовет вызывали. Выяснилось, что тот мальчишка меня каким-то матерным словом обозвал. Валерку простили. Он, вообще-то, знаете, очень чуткий… и был, и есть; У него природная чуткость. Он помогает всегда, если ему кажется, что кому-то нужна его помощь. Только как лучше помочь отдельно взятому индивидууму, он не знает. Поэтому у него не всегда получается произвести хорошее впечатление на человека. А это девятый класс… Ой, как же он плохо учился! Тогда в моде были всякие хиппи, неформалы или кто там еще. Он отрастил себе длинные волосы, все дни пропадал на улице, с гитарой, с друзьями. Какая уж тут учеба? И я его не могла заставить. Никакими способами! А между тем школу он закончил с серебряной медалью. Знаете, как вышло? Он же без отца воспитывался. А тут отец вдруг объявился. Решил посмотреть на выросшего сына, покачать права. А как сына-то увидел, с волосами до плеч, с сигаретой во рту, с гитарой, принялся его уму-разуму учить. А Валерка молча слушать не стал, он сказал ему все, что о нем думает. А отец возьми да и скажи, что по нему, небось, тюрьма плачет, что он — выродок, что он знать не знает, кто такие Блок, Гумилев, еще кого-то приплел, что, мол, жить ему в дерьме, в люди не выбиться, нормальным образованным человеком не быть. Валерка его пинком за дверь выставил. А сам задумался. Мне-то, конечно, ничего не сказал, но, я поняла, решил доказать, если не отцу, то себе уж точно, что он сможет, что он станет человеком. И взялся за учебу. Закончил вот школу с серебряной медалью. Потом поступил в Плехановскую академию. Но его с третьего курса выгнали, за драку. А подрался, между прочим, девушку защищая. Но там уж особенно до причин не докапывались. Сломал парню ногу, сделал сотрясение мозга, будь добр, забирай документы. И девушка-то за него не заступилась. Она, оказывается, любила того парня, который ее обижал. А мой Валерка из института прямиком в армию загремел. Как же я переживала! Там же дедовщина и вообще черт знает что! Могут ведь и на войну отправить. А он у меня прямолинейный, задиристый. Как ни приеду его навестить, так весь в синяках. И ничего, улыбается. Успокаивает меня — мне, мол, здесь нравится, ничего, как-нибудь прорвемся. Пришел из армии, и началась катавасия!

Слушая рассказы Акулины Михайловны, Лена почти стала симпатизировать Синицыну. Однако все мамы любят приукрашивать заслуги своих детей. К тому же, по словам Акулины Михайловны, дальше началась какая-то там «катавасия». Лена внимательно ее слушала.

— Все не мог нормальную работу себе найти, — продолжала та. — Везде же с высшим образованием нужны были. А абы кем он не хотел. Я и говорю ему, мол, поступай опять, заканчивай институт. Он сначала не хотел, говорил, куда мне, мол, снова учиться, деньги надо зарабатывать. Потом решил все-таки идти на заочное отделение, а днем работать. И нашел себе работу, черт бы ее побрал. Встретил своего дружка бывшего, школьного. Тот и предложил ему, чего, мол, учиться, когда можно хорошо зарабатывать. От меня-то он поначалу скрывал, говорил, что учится. Потом сказал, что хорошую работу нашел. Но, как говорится, все тайное становится явным.

— Так кем он стал-то? — спросила Лена.