Горячий декабрь (ЛП)

– Она моя восьмидесяти восьмилетняя соседка снизу. Она еврейка. И она мой лучший друг.

– Твоему лучшему другу восемьдесят восемь?

Она кивнула.

– У тебя все ненормально, да? – спросил он.

– Нормально – это скучно. И миссис Шайнберг просто супер. Она была сварщицей во время войны. И она даже фотографировалась для пинап-календаря, который отправляли войскам, можешь поверить? Я видела фото. Такие ножки, что Бетти Грейбл отдыхает.

Искра говорила быстро, поток слов так и лился. Она казалась... нервной. Казалось, ей сложно быть другом. Видеть, как она нервничает было по-сумасшедшему мило.

– Хочешь зажечь свечи? – поинтересовалась она. – Уже закат. Миссис Шайнберг сказала, что в это время зажигают свечи.

– У меня нет…

Она вытащила зажигалку из кармана и зажгла ее до того, как он закончил предложение.

– Хорошо, значит, у тебя есть зажигалка.

– Никогда не знаешь, когда она тебе понадобится, – сказала она. – Где мы ее поставим?

– У окна, я думаю, – ответил Ян, застенчиво счастливый оттого, что она сказала мы.

– У какого? – Искра огляделась. В спальне были два огромных окна.

– Наверху, – сказал он.

– Но ведь это главная спальня, разве нет? – спросила она, следуя за ним вверх по лестнице с коробкой свечей в руках.

– Гостевая. Мне нравится спать наверху, – признался мужчина, поднимаясь по спиральной лестнице на лофт на третьем этаже. Третий этаж был маленьким и очень узким. Места хватало только на кровать и пару шагов возле нее. Но ему нравилось, как высоко он находится, и как далеко ему видно из окна. Он поставил менору на окно и присел на край кровати.

– Как мы это сделаем? – решил уточнить он.

– Не знаю. Я не еврейка. А ты да.

– Отлично. Я еврей всего один день и уже не справляюсь, – хмыкнул он.

– Погоди. – Она вытащила телефон из кармана брюк и что-то напечатала. – Окей, гугл говорит, поставить свечу в дальний правый рожок, а потом зажечь Шамаш.

– А что такое Шамаш?

– Тут написано, это свеча, от которой зажигают другие свечи. Ты пользуешься только ею. Для того чтобы зажечь остальные свечи пользуйся только Шамашем. – Она указала на центральный рожок, который был на два дюйма выше остальных. – Понял?

– Кажется, да. Да простит меня Бог, если я сделаю что-то не так.

– Я думаю, Он всепрощающ с новенькими.

– Бог называет нас так? Новенькие?

– Ну, как там евреи называют новеньких. Я спрошу у миссис Шайнберг. О, ты еще должен произнести молитвы.

– Какие? – спросил Ян, испытывая неловкость при мысли о том, что ему придется читать молитвы. Он даже на мессу редко ходил.

– Не знаю. Они все на иврите. Могу погуглить…

– Мы пропустим эту часть. Я новенький, помнишь. – Он взял у нее зажигалку и зажег свечу в центре. Потом он зажег свечу с правого края. – Прости, я ничего не смыслю в этом, Бог. Ты лучше знаешь, что я должен говорить, чем я сам.

– Как по мне, похоже на отличную молитву, – сказала она. Она села на кровать рядом с ним, и они смотрели на горящие огни.

– Прекрасно.

– Я рада, что тебе нравится. Мне хотелось, чтобы тебе понравилось.

– Для меня многое значит, что ты это сделала, – признался он. – Знаю, мы ранили друг друга в прошлом. Я тебя ранил.

– Жаль, что ты меня бросил, по крайней мере, так, как ты это сделал, но миссис Шайнберг сказала, что ты сделал это из лучших побуждений, и мне не стоит тебя винить.

– Искра... дело в том, – начал он. – Ночь, которую мы провели вместе, была невероятной.

– Черт, да.

– Такой невероятной, что я собирался поговорить с отцом и объяснить ситуацию – что у меня романтический интерес к человеку, который работает в нашей компании, я хотел узнать, как это разрулить. Ну, знаешь, перевести на другую работу или что-то такое. Но перед нашим разговором кое-что произошло.

Ян не знал, как продолжить. Он не хотел. Он не хотел ее смущать, но нужно было ей рассказать. Она должна знать.

– Помнишь парня по имени Джон Хеггерти? – спросил Ян.

– Да, парень с гипсокартоном. Он приглашал меня на свидание пять раз, пока я не сказала ему, что обращусь в полицию, если он еще раз со мной заговорит.

– Когда я пришел на работу на следующее утро после той ночи, Хеггерти сидел напротив моего стола, ожидая меня. Он сказал, что у него ко мне разговор. По поводу нас.

Искра широко распахнула глаза. Он продолжил, не дожидаясь, пока она спросит.

– В ту ночь в баре Портленда мы ушли вместе. Помнишь?

Она кивнула.

– Помнишь, я поцеловал тебя, когда мы выходили из бара?

Она снова кивнула.

– А помнишь, в баре было темно к тому времени?

Еще один кивок.

– Хеггерти был в баре, – сказал Ян. – Он не только видел, как мы пили и флиртовали. Он видел, как мы целовались. Он видел, как мы ушли вместе. И он нас сфотографировал.

– О... – Она закрыла глаза и выдохнула.