Горячее лето

Татьяна не раз слышала, что отчим Тараса когда-то гремел. Король в цехе, да не только в цехе — на заводе. Если бы не Ручинский, то и сейчас бы гремел. Ручинский осадил его. В жизни Ручинского трудно отделить личное от общих забот. Олейник-старший много секретов станочного дела знает, но, как выразился Ручинский, «куркуль, каких свет мало знавал». Ирина помнит, как какой-то цилиндр надо было срочно выточить. Ну, послали молодого токаря к Олейнику домой с поклоном. А тот в саду сидит, из самовара чай попивает. «Двести пятьдесят рублей, — говорит, — дадите — пойду». — «Мастер передал сто», — сказал молодой токарь. «За сто пусть делает сам». Вернулся рабочий ни с чем. «А может, получится у Ручинского?» — сказали в цехе. «Сделаешь, — обратился к нему сменный мастер, — сто пятьдесят рублей заплачу». — «И без ваших ста пятидесяти сделаю». И сделал. Развенчанный Олейник-король стал смотреть на Ручинского сычом. Даже кличку какую-то дал, но кличка не прижилась, умерла. А Николай Тимофеевич осваивал новые приёмы, выполнял сложнейшие заказы.

Неужели Тарас будет таким, как отчим?

Татьяна ждала, что вот-вот придёт Тарас, а его всё не было.

«А может, он совсем не вернётся?» — подумала.

Тарас появился на третий день утром. Начальник цеха тотчас же вызвал его к себе, а также секретаря комсомольской организации и сменного мастера.

Едва Тарас переступил порог кабинета, как сразу заявил:

— Григорий Петрович, прошу уволить меня с работы.

— Почему вдруг? — не без удивления спросил Вербин.

«Вот тебе и на. Пропесочили, называется. Он сам собирается уйти с завода. Ещё, чего доброго, и от директора завода нагоняй получу — хорошего футболиста наша команда лишится. Директор-то заядлый любитель футбола. Он для футбола ничего не жалеет».

— Почему ты эти дни не приходил на работу?

— Я ездил к больному отчиму, — даже не моргнув глазом, ответил Тарас.

— Ну как так: сел и поехал? У тебя что, телеграмма была или вызов? Мог бы отпроситься. К больному мы бы отпустили.

— Не было телеграммы, — оттягивая редкие курчавые усики, ответил Тарас. — По телефону позвонили, что отчим захворал. Вечером в пятницу я и уехал. Думал, за два дня справлюсь.

— Кто позвонил?

— Двоюродная сестра отчима, — тихо сказал Тарас. Его смутил пристальный взгляд начальника цеха.

— Ну и что с отчимом? Он в больнице?

— Температурит.

— В больнице? — снова повторил вопрос Вербин.

— Нет. У двоюродной сестры лежит.

Тарас потрогал редкие, курчавые усики. Такая у него привычка, когда волнуется. «Чего доброго, вернётся отчим, потребуют больничный лист».

— На какой улице живёт двоюродная сестра?

— На Первомайской, дом десять.

— Тебе известно, что два дня назад мы были у тебя дома и разговаривали с твоей матерью? Да, кстати, у вас там не дом, а целая гостиница.

— А я при чём? Что, это мой дом?

— Даже родственница в курятнике ночевала, — продолжал Вербин. — И не жаль её тебе? Сейчас где она?

— В доме.

Помолчали.

— Значит, ездил навещать отчима?

— Да.

— Честно?

— Ну что вы ко мне пристали!.. Я прошу расчёт.

И Тарас опять потрогал редкие курчавые усики. Круглое лицо стало наливаться краской.

— С расчётом погоди и казанской сиротой не прикидывайся, мы тебя на завкоме разберём и по статье уволим, как прогульщика. Отметку в трудовой книжке запишем, чтобы всюду заранее знали, что ты за птица! — повысил голос Вербин. — Думаешь, как футболист, так всё и позволено?

— Ничего я не думаю, отчим заболел.

— Вот что, Тарас, — перебила его Татьяна, — давай будем говорить честно, по-комсомольски.

Тарас недоверчиво посмотрел на Татьяну, потом на Вербина, и вдруг болезненная улыбка появилась на лицо.

— Нам всё известно, куда ездил, что делал, — сказал Вербин.

— А я и не скрываю, в Киров ездил.

— Твой отчим не больной. Он на базаре фруктами торгует! А ты к нему ездил, яблоки возил. Вот твоя правда.

— Ну, ездил, — Его чёрные, с хитроватым прищуром глаза придавали обветренному, с чуть приметными веснушками лицу насмешливое выражение. — Деньги нужны. Мотоцикл с коляской решил купить.

Вербин сурово посмотрел ему в глаза.

— Значит, бросил станок — и на заработок подался?

— Нас всех беспокоит твоя судьба, — сказал Олег Кубата и перевёл взгляд на Вербина. — Я прошу вас, Григорий Петрович, разрешить ему пойти сейчас на работу. Пусть обдумает всё хорошенько. А завтра мы опять вернёмся к этому разговору. На комсомольском бюро.

— Пусть идёт за станок! — поднялся со стула начальник цеха.

Когда Тарас ушёл, Григорий Петрович сказал:

— Работник он неплохой, только вот под влияние отчима попал. А где же влияние ваше, дорогие мои? А надо бы парию помочь.

И пристально посмотрел на Татьяну, будто она за всех и всё в ответе.

«Может, Вербин узнал о моей прежней дружбе с Тарасом? — подумала Татьяна. — Раньше-то, когда ходили к Тарасу домой, он ни словом об этом не обмолвился. Значит, потом разговор вёлся?»

Больше Вербин не сказал ничего. Стали расходиться.