Горячее лето

- В ноги, - без малейшего подобострастия, обычного для него, ответил Шангин.

Он едва превозмогал боль и закусывал верхнюю волосатую губу прокуренными желтыми щербатыми зубами, чтобы не стонать.

- Поправляйтесь... Поправляйтесь скорее, - из желания ободрить не то его, не то самого себя, нарочито отчетливо сказал Гильчевский, дотрагиваясь до козырька фуражки и укорачивая левой рукой повод.

- Не-ет... уж... - слабо простонал Шангин и закрыл глаза.

Пулеметной очередью были перебиты голени обеих его ног. Гильчевский догадался об этом сам, не расспрашивая, наклонил голову и дал шпоры донцу.

Укрепления австрийцев здесь, он видел, были гораздо слабее прежних, зимних, на ручье Муравице, и несколько слабее тех, которые были взяты его дивизией после форсирования реки Иквы. Однако целую неделю подарил врагам своим бездействием генерал Яковлев для того, чтобы здесь утвердиться. А дальше, за речкой Ситневкой, показана была на карте река Слоневка, такая же болотистая, как и Пляшевка.

- Нет, гнать и гнать их, чтобы не зацепились, проклятые, за болота! следя за тем, как вытягивались его батареи, и представляя их там, за фольварком и дубовым леском, энергично говорил Протазанову Гильчевский. Утонула целая рота, - ведь это что?! Я бы даже и не поверил, если бы кто-нибудь другой мне сказал, что у него в дивизии это случилось!.. Не знаю даже, как доносить об этом...

- Придется все-таки донести, - ответил Протазанов.

- И донесем, да, - донесем! Пусть знают!.. Пусть отмечают: проходима или непроходима река вброд, а не так!.. Рота, а! Шутка им? Это - сила!.. И вот бесполезно, дико, глупо, к чертовой матери пошла на дно!.. Донести непременно!

Как только, тщательно считая свои легкие орудия, Гильчевский поймал глазами последнее, тридцать шестое, он тут же, вместе со штабом, двинулся им вслед.

III

Ливенцев не выпячивал свою роту, - он смотрел только, чтобы не отстать от соседей справа, слева и не отрываться от противника.

Перед тем как оставить взятый ротой участок позиций, он подсчитал своих людей. Не оказалось и пятидесяти рядов во всех четырех взводах, но он не успел привести в полную известность своих потерь, - некогда было. Полагал при этом, что порядочно людей пошло с ранеными, кроме того, остались при орудиях, при других трофеях и при пленных, которых скопилось до ста человек.

Так как полк распался надвое и одна его половина, при которой был и командующий полком полковник Печерский, ушла к станции Рудня, то уцелевший в бою командир третьего батальона, капитан Городничев, должен был принять начальство и над четвертым.

Так рассуждал и именно с этим обратился к нему Ливенцев.

Городничев был невзрачный, низенький человек, с преждевременно морщинистым лицом, с невыразительными глазами, точно сделанными из алюминия.

- Вам, господин капитан, придется принять командование и над четвертым батальоном, - сказал ему Ливенцев.

- Мне?.. Почему мне? - подозрительно глянул на него снизу одним глазом Городничев.

- Потому что наш командир батальона тяжело ранен, - объяснил Ливенцев.

- Ранен?.. Ну вот... ранен... А я тоже ведь не чугунный.

- Поскольку вы, слава богу, живы-здоровы... - начал было Ливенцев, но Городничев перебил его:

- А вы, собственно, передаете мне приказание командира полка или как?

- Говорю от своего имени, за неимением командующего полком поблизости.

- На это должен прийти приказ от начальства, - упрямо сказал Городничев и отошел было в сторону, но Ливенцев пошел за ним.

- Раз начальства нет вблизи, то принимать команду приходится вам, - это понятно и просто! - начал уже возбуждаться при виде такого равнодушия Ливенцев.

- Нет, это не просто, а смотря... - сделал особое ударение на последнем слове Городничев.

- Что "смотря"? - ничего не понял Ливенцев.

- Смотря по тому, как... - сделал теперь ударение на "как" Городничев.

Ливенцев подумал, не контужен ли он в голову, но спросил все-таки на всякий случай:

- Что же именно "как"?

- Как вообще сложится.

- Что сложится?

- Обстоятельства вообще.

- Ну, знаете, теперь обстоятельства ясные: надо идти вперед, и больше решительно ничего!

- Вы, прапорщик, никаких указаний мне давать не можете! - вдруг окрысился Городничев.

- Я и не даю указания, я только советуюсь с вами, как равный вам по положению, - резко отозвался на это Ливенцев.

- Как это так "равный"? - полюбопытствовал Городничев.

- Поскольку я теперь старший из ротных командиров в четвертом батальоне, то я и принимаю командование батальоном! - сказал Ливенцев, за минуту перед тем не думавший ничего об этом; такое решение внезапно слетело с его языка, однако и не могло не слететь.

Он до этого дня весьма мало был знаком с Городничевым: во время окопной жизни как-то совсем не приходилось с ним сталкиваться, а с начала наступления тоже не приходилось выходить за пределы интересов своего батальона. Только мельком от других прапорщиков слышал, что он "дуботолк", "тяжкодум", "густомысл" и тому подобное, но не думал, однако, чтобы до такой степени мог быть густомыслен командир батальона.