Горячая река

Крашенинников достал из походного рундучка бумагу и толстый свинцовый карандаш. Пальцы немели от холода, но молодому ученому хотелось записать наивную песню, звучавшую в густом кедровом лесу под зыбким лунным светом...

V

Горячих ключей Крашенинников достиг в конце месяца. Теперь он не расставался с Апчи и Тырылкой. Они стали его преданными друзьями.

— Гляди, студенталь!..

Долинка перед Крашенинниковым курилась теплым паром. Он нежно таял. Но когда с холма навевал злой ветряк, теплые капли брызгали в лицо людям. Фонтаны горячей воды взметывались вверх из расщелин меж серых камней. Потом вода расплывалась дымящимися лужицами, пробивалась струями. Они сливались в ручьи, терялись в болотных трясинах, снова появлялись. Вдали синела речная гладь.

Вот маленькое озерцо вспучилось, и внезапно столб кипящей воды вырвался из недр с гулом и звоном. Гигантским грибом на вершине столба выросла шапка пара, и тотчас же все обрушилось вниз. Волны хлынули из озерца. Тырылка в страхе отскочил. А Крашенинников дрожащими руками всунул в озерцо термометр.

— Восемьдесят четыре... Тридцатью градусами больше... — бормотал Крашенинников. На листах тетради он отмечал температуру камчатских гейзеров.

...Потом они сидели на берегу Горячей реки, варили свежую рыбу. Ели ее вместе со сладкой травой, взятой из Большерецка.

— Апчи говорит тебе, студенталь. Реку эту зовем мы река Большие Звезды. Темной ночью, когда месяц Балатул возвещает начало тепла, пойди на крутой берег, погляди в воду. Увидишь там Большие Звезды. Нет холода в этой реке. Мороз останавливается вдали от ее берегов бессильный, как старик. Рыба здесь плещется, словно всегда месяц Голубых Цветов...

Записывает в меморию Крашенинников эти слова, говорит, не поднимая глаз от тетради:

— Апчи и ты, Тырылка, не хочу звать вас «хоро». Не слуги вы мне, а помощники. Если Апчи знает, почему здесь горячие ключи, пусть скажет он, самый сильный охотник.

Апчи отвечает медленно, нараспев. Тырылка покачивает в такт головой, переводит:

— Смотри, студенталь, на лес. Там деревья. Ты знаешь, как их имя. Дух Пиллячуч летает там на черных куропатках. По снегу он мчится на лисицах. Каждый может видеть их следы. Только Коач — солнце — может прогнать Пиллячуча. Но этот дух отнял у солнца его сестру — прекрасную Билючей. Когда летом дождь выпадет, Билючей по всему небу раскинет свою кухлянку из раскрашенных шкур росомахи. Потом опять пойдет к Пиллячучу в подземную пещеру. Он там ловит китов в большом море. Много наловит китов, возвращается в юрту. Наденет на каждый палец по киту. Билючей разведет огонь...

— Я хочу видеть огонь Билючей, — серьезно сказал Крашенинников. — Сколько дней надо, чтоб доехать до горы, где Билючей разводит огонь?

Тырылка долго советовался с Апчи и сказал, что за пять дней дойти можно.

VI

Идти пешими по болотцам было нелегко, санки тянули за собой, собак пришлось оставить в Паратуне. В районе Горячих ключей они ни к чему. Снегу здесь не было.

Взобрались на крутой берег Кенмен-речки. Крашенинников оглянулся. Слева внизу клубились паром вздымающиеся столбы горячей воды. Серое небо громоздилось тусклыми пузырями облаков.

За речкой неподвижно стояли заросли листвяги и оголенного топольника, а за ним искрилось далекое снежное пространство.

Апчи указал туда копьем. Тырылка сказал:

— Мысти — острожец там. Мал острожец — четыре балагана, два шалаша. Собаки есть, злые собаки. Скоро поедем. Гору увидишь, студенталь. Она сопит, как медведь. Огонь Билючей там. Огнем дышит.

— Дуклык! — скомандовал Крашенинников, плотнее надвигая пыжиковую ушанку. — Вперед!..

Очертания сопки показались на третий день к вечеру. Величественным конусом, заслоняя небо, возвышалась она, курилась сизым дымом. Тихо было в морозном воздухе. И дым над сопкой стоял неподвижной широкой шапкой. Крашенинников любовался этой картиной, зорко запоминал очертания, соображал, как подняться на сопку, чтобы заглянуть в кратер…

Ительмены из Мысти покормили собак, развели огонь. Вернулся Апчи, протянул Крашенинникову раскрытую ладонь.

— Жемчуг!.. — воскликнул Крашенинников. — Где его нашел ты, Апчи? Слыхано раньше было, что на Камчатке водится сей самородный белый бисер... Дивно...

— Говорит Апчи так, — перевел Тырылка: — это — слезы Билючей.

Крашенинников любовался камчатским бисером, мелкими перламутровыми жемчужинами, спросил:

— Где они? Много ли их?

— Апчи не знает, сколько деревьев в лесу, сколько песчинок на дне Авач-реки. Апчи искал дороги, чтоб студенталь мог взойти на гору. Там эти камни.

«Как умеет говорить Апчи... — подумал Крашенинников. — Простой ительмен, а сказки его свидетельствуют о чувствах столь возвышенных, кои не зазорно бы и кавалерам столичным иметь. Многие народы суть под державою российскою, но большая часть нравов и обычаев ихних до сих пор еще неведома. Надобно все это к полному привести познанию. Пребудет из сего лишь польза общая...»

Вечер спустился быстро. В небе дрожали неясные отсветы, и не сразу догадался Крашенинников, что это дымная шапка над сопкой отсвечивала подземным заревом.