Горячая работа на холодной войне

Лейтенант Ивлиев постоянно ловил на себе любопытные взгляды английских моряков. Еще бы, они и представить не могли, что на их боевом корабле появится красный, советский офицер, да еще будет стоять с командиром на ходовом мостике. Это потом, в Лондоне, Николай почитает старые предвоенные английские газеты и будет поражен тому, что писали в них о Советском Союзе. Торговый представитель мистер Каттинг из города Халле, человек вполне образованный и интеллигентный, позже признался, что, приехав встречать Ивлиева на вокзал, ждал, как из вагона выйдет русский богатырь в косоворотке, в сапогах и непременно с балалайкой. Именно так изображали русских в печати и в кино. Странно, но этому верили. А тут, к общему сожалению, на перроне появился человек европейской наружности, в форме морского офицера, кстати, весьма похожей на английскую. Так что удивленные взгляды матросов были вполне понятны.

Когда на мостике эсминца началось непонятное оживление, командир, поймав взгляд Ивлиева, объяснил:

— Получена радиограмма из адмиралтейства. Впереди по курсу, у норвежского побережья, немецкий корабль. Приказано уничтожить.

На судне прозвучала боевая тревога. Николай чувствовал, как к горлу подкатывает волнение: четыре года готовили его, обучали, тренировали… И вот он приближается, первый морской бой. Лейтенант вглядывается в даль. На горизонте появляется силуэт неопознанного корабля.

Командир эсминца приказывает передать семафор по международному коду, требует застопорить ход для опознания. Вместо ответа вражеское судно открывает огонь.

Капитан «Онслота» занимает на мостике самое видное место. Его должны видеть все. Николай, затаив дыхание, следит за командиром. Тот спокойно и даже торжественно, сняв головной убор, командует: «Оупн файе!» («Открыть огонь!»)

Начинается артиллерийская дуэль. Фашистский минный заградитель «Ульм» отчаянно отстреливается. На корме эсминца «Марна» вспыхивает пожар. На «Онслоте» появились первые раненые.

Командир «Онслота», он же старший звена, приказывает подчиненным кораблям: прекратить огонь и выйти из боя. Сам же идет на сближение и продолжает вести обстрел. Пули свистят над головами офицеров на мостике.

Первый торпедный залп прошел мимо и не нанес вреда фашисту. Второй достиг своей цели. На вражеском корабле прозвучал сильный взрыв. За ним последовали другие: сдетонировали мины на борту немецкого заградителя.

После боя Ивлиев решил проведать попутчиков-дипкурьеров, которые все это время находились в трюме эсминца. Их состояние можно было охарактеризовать старой русской пословицей: ни живы, ни мертвы. В задраенном наглухо трюме, не видя происходящего наверху, глухие удары отстрелянных гильз о металлическую палубу и близкие разрывы вражеских снарядов они воспринимали как прямое попадание в судно.

Курьеры так и заявили Николаю, мол, от этих страшных ударов, взрывов и скрежета металла они едва не оглохли и не потеряли разум. Здесь же ребята поклялись, что больше никогда в жизни не согласятся повторить такое путешествие.

Вскоре лейтенанта Ивлиева пригласил к себе старший помощник командира эсминца. Он предложил принять участие в допросе командира фашистского минзага «Ульм» корветен-капитана Бита, спасенного из воды.

Поначалу Бит упорно отказывался говорить, ссылаясь на незнание английского языка. Однако четыреста граммов виски, принятые как «средство от простуды», наконец сделали свое дело. Капитан заговорил на английском. Вперив захмелевший взгляд в Ивлиева, он спросил:

— Почему у вас на корабле советский офицер?

— Странный вопрос, — усмехнулся старший помощник. — Они наши союзники.

— Мы должны быть союзниками против русских.

Этот ответ немецкого корветен-капитана вызвал искреннее возмущение всех присутствующих на допросе.

А дальше был переход эсминцев в главную военно-морскую базу Великобритании Скапа-Флоу. После совместного участия в бою лейтенант советского военно-морского флота Николай Ивлиев стал своим человеком на борту «Онслота». Английские моряки увидели его в деле. А это самое главное.

Роковая ошибка

По приезде в Лондон Ивлиев представился послу Ивану Майскому, временно исполняющему обязанности военно-морского атташе контр-адмиралу Николаю Харламову и начальнику конвойной службы капитану 1-го ранга Николаю Морозовскому.

«Лондон военного времени, — напишет позже Николай Васильевич, — был чем-то вроде дипломатической «Мекки» для всего остального мира. Он приютил на своих пространствах официальных и неофициальных представителей, как свободных независимых, так и оккупированных фашистами государств.