Горец. Вверх по течению

— Все хорошо у меня с бомбами. Даже прицел примитивный придумали. У нас хорошие инженеры в Ольмюце, им только идею подкинуть вовремя… Они справились. Взрыватель с носика снаряда перенесли на его дно. Теперь взводить взрыватель на бомбе можно и во время полета. Тем же ключом. С нормальным вертикальным подвесом самих бомб — так их больше влезает в отсек.

— Сколько семидюймовых бомб на борт берешь?

— Пока сорок. Но можно, наверное, и шесть десятков подвесить. Однако не рискуем пока. Плюс там двадцать зажигательных бомбочек еще. У них терочный запал с замедлителем. Падают они с дирижабля на фале, когда бомба безопасную длину выберет, то фал выдергивает чеку взрывателя. Горения замедлителя достаточно, чтобы кидать их с двух тысяч метров.

— От полигона хоть что-то осталось? — спросил я с ехидцей.

— Только твои окопы, — засмеялся офицер. — Даже лес два дня горел. Хорошо, что зима снежная — сам потух.

— А что вообще в городе нового?

— Главная новость только то, что ты, Савва, теперь большой человек. Чтобы к тебе на прием попасть, надо заранее записываться. Да еще не всех сюда пускают, — улыбнулся моряк.

— Да ладно тебе?.. — удивился я.

— Не веришь? А как тебе такой факт? Пока ты в тюрьме сидел, Штур к нам примчался на всех парах из имперской столицы. Даже на короля орал, что такими людьми, как ты, не разбрасываются. Из-за дверей было слышно. Скандал вышел преизрядный. В общем, попал ты, Кобчик, в самый эпицентр интриги вокруг контрразведки. И твое требование королевского правосудия тут сильно сыграло. Не могли они против древней традиции пойти. Очень многие в империи хотят эту новую структуру в правах урезать, а то там моментально окопались старые аристократические роды, сразу почуяв, где теперь находится почти абсолютная власть. Так что инцидент с тобой — не первый уже случай, когда контрразведчики копают под верных трону людей, но незнатных. Да и между собой старые счеты сводят… М-да… А шпионов ловить некому. Так что реформа контрразведки неизбежна, если император и дальше собирается оставаться императором. А ты молодец, Савва. Сумел поднять скандал в газетах. И не рассказывай мне, как это получилось, пусть останется для всех секретом. Знал бы ты, что в городе творилось… Во всех кабаках только про тебя и спорили: и за, и против. Забавно, но в твою поддержку выступил даже «Круазанский приют». На двери у них неделю висел плакат, что контрразведчики тут не обслуживаются, пока ты в узилище голодаешь. Девочки заявили, что когда невинного героя выпустят из застенков, то они обслужат тебя по высшей категории совершенно бесплатно, — и моряк снова радостно заржал. — Завидую.

— Не завидуй, — улыбнулся я. — Мне совсем не жалко угостить ими хорошего друга.

32

Потихоньку втянулся я в общение с другими выздоравливающими офицерами. Правда, больше слушал, чем сам говорил. И мотал на ус. Впитывал их фронтовой опыт.

Глядишь, и пригодится. Моя ленточка Креста военных заслуг в петлице авансом добавила уважения ко мне со стороны реальных фронтовиков — просто так этот крест никому не давали. Хотя за спасение офицера в бою солдаты получали его всегда. Так что носил я свою награду заслуженно, не по блату. Не потому, что спасенный Вахрумка оказался молочным братом кронпринца.

В основном все обсуждали создавшийся позиционный тупик. Очень это болезненная тема была для офицеров.

Один майор, успевший повоевать на Западном фронте, раненный там, на излечение в санаторий попросился на родину, ну и попал в «Олений парк». Он единственный среди нас тут имел опыт наступлений, в отличие от ветеранов Восточного фронта. Фронта, который отступал и пока только жестко держал оборону от превосходящих царских войск.

— Вся беда в том, — рассказывал нам майор, — что, пока мы сутки колотим артиллерией проволоку и передние окопы, враг успевает оперативно реагировать и подгоняет свои резервы. Таким образом, мы упираемся через два-три километра в превосходящие силы противника. Свежие силы, в отличие от нас. В лучшем случае удается закрепиться на захваченном рубеже, в худшем — откатываемся назад. С их стороны то же самое. Выхода из этого тупика никто не видит. Просто наращивание пехоты ничего не дает, а кавалерия на проволоке против пулеметов бессильна. А вы что скажете, лейтенант? А то все молчите и молчите… — это уже он ко мне обратился.

— Я не лейтенант, господин майор, а старший фельдфебель гвардейской артиллерии особого могущества. Просто новая полевая форма теперь со знаками различия по реальному рангу, а не по названию чина.

— Не вижу разницы, — отмахнулся от меня майор. — Нам интересно ваше мнение. Что вы скажете?

— У меня пока нет мнения на этот счет. Я слушаю тех, кто сам воевал в окопах. И набираюсь чужого опыта. Авось пригодится.

— Похвальное рвение, фельдфебель. Но за что у вас тогда военный крест, да еще с мечами, если вы не воевали в окопах?

— В указе о награждении сказано: «За спасение офицера на поле боя и ликвидацию вражеской разведки». Я тогда сапером укрепрайон полевой строил. Цугулы налетели и нашего инженера пленили. А у нас тогда и оружия-то не было.

— И?..