Горец. Оружейный барон

Когда маркграф говорил мне о том, что передаст со мной посылку для ольмюцкого короля, я и подумать не мог, что она занимает собой целый литерный эшелон с двумя большими паровозами на колесах по два метра в диаметре. В эшелоне в основном цистерны с керосином – Реция все же нефтеносная провинция. Пара опломбированных теплушек с каким-то грузом. Вагон охраны. Классный плацкартный вагон для сопровождающих лиц. И личный салон-вагон маркграфа для меня – единственный в составе на четырех осях.

В сопровождающие меня лица попали два полных расчета горных трехдюймовок с опытными наводчиками и шесть пулеметных расчетов – экипаж одной бронеплощадки будущего бронепоезда, пусть и названного в честь огемской княгини, по мнению маркграфа, должен быть чисто рецким. Утрясти бюрократические проблемы он взял на себя.

Охрана фельдпочты.

Вагонные проводники.

И стюард салон-вагона.

Так что салон-вагон можно рассматривать мне исключительно как комплимент от маркграфа. Понял он, что поднимется в деньгах на моих изобретениях.

Утром последнего дня, не дожидаясь оформления патентов, только по скорой местной экспертизе, меня по предложению маркграфа торжественно приняли в члены-корреспонденты Рецкого политехнического общества, которое тут заменяло Академию наук. И обязали корреспондировать руководству этого самого общества обо всех технических новинках, которые я увижу в дальних краях.

Затем в конторе нотариуса в обмен на лицензии производства моих оптических игрушек оформил мне канцелярский сморчок сертификат на два процента уставного капитала в мануфактуре на паях «Рецкое стекло», которая в основном производила бутылки для винодельческих хозяйств – золотое дно, если посчитать, что я буду получать два процента прибыли со всего производства.

Председателем правления мануфактуры был сам маркграф – кто бы сомневался? Я так нет. Он же владел и контрольным паем в пятьдесят четыре процента, от которого и откусил мою долю. Не такую уж и маленькую, если приглядеться. В реестре пайщиков только один (не считая самого маркграфа, разумеется) имел семь процентов. Остальные же довольствовались одним, двумя или тремя паями. В основном это были владельцы крупных винодельческих хозяйств – славы Реции.

Один пай равнялся одному проценту и составлял пятьсот золотых кройцеров. Объявленный капитал с моей доли, таким образом, составлял тысячу, с которых я, пока нахожусь на военной службе, не плачу никаких налогов. А гражданские лица за объявленный капитал отстегивали в казну по полтора процента в год. Один процент империи. Полпроцента Реции. Сделали это так, чтобы не было в государстве соблазна грюндерства пустышек, через которые легко проводить разные мошенничества.

Это еще по-божески, учитывая, что я отдал «Рецкому стеклу» только все заявки, относящиеся к оптике. За остальные патентные заявки я вчера честно заплатил поверенному, взяв с него письменное обязательство не отдавать мои лицензии в одни руки. Минимум в четыре-пять компаний, чтобы была конкуренция за качество среди них. И обязательно хоть одна такая фирма должна располагаться в Реции.

Сговорились на десяти процентах его куртажа. Ох, и дам я все же в глаз тому поверенному в Будвице…

А вообще, чувствую, что становлюсь просто акулой капитализма. Совладелец я уже двух промышленных предприятий.

Заводчик.

Фабрикант.

А ведь только год прошел с того момента, когда я с гор на равнины спустился.

Увидев, что я украдкой смотрю на часы, скучающий маркграф заметил:

– Не суетись, Савва. Успеешь ты на поезд.

– Да я, ваша светлость, и билет еще не приобрел, – пояснил я свою проблему.

– На литерном составе поедешь… по войсковому литеру, – скаламбурил маркграф. – Отправление поезда… как скажем сами машинисту, – хохотнул он собственной шутке. – Так что опоздать на этот поезд ты в принципе не сможешь.

– Да я хотел еще доплатить за первый класс… ехать долго, – промямлил я.

– Будет тебе первый класс, Савва. И без доплаты, – заверил меня правитель земли рецкой.

И обманул.

Не первый класс оказался, а люкс.

Таких салон-вагонов всего два десятка на всю империю бегало. Роскошь неимоверная. Мой денщик и от первого класса тут балдеет до головокружения, а в салон-вагоне так вообще в ступор впал.

– Живут же люди… – только и смог он выдохнуть.

За нами в салон вошел личный адъютант маркграфа, моложавый блондин в майорском чине.

– У вас все в порядке, господа?

– Пока да… Благодарю, – ответил я. – Осваиваемся.

– Как только соберетесь отправляться, не сочтите за труд – маякните мне на перрон. Я дам команду машинисту трогаться.

Поезд стучал колесами на стыках. Паровоз время от времени повизгивал свистком. За окном проплывали знакомые пейзажи, только в обратную сторону. И с большей скоростью. На маленьких станциях нас вообще не останавливали – пролетали их со свистом. В прямом смысле этого слова. Причем свистели оба паровоза.

Обычного паровозного дыма видно не было.

– На рецком горючем камне идут, – объяснил стюард.

В вагоне нас было шестеро.

Я с денщиком в салоне.

Девочки с сыном в купе.