Горец (4)

Странно: человек, так умело командующий боем, так хорошо распознавший, куда следует нанести главный удар, вроде бы не ждал опасности для себя самого.

Настолько не ждал, что даже клинок он еще не обнажил. А теперь и не будет времени обнажить!

Потому, что времени вообще ни на что не хватит. Дункан, привстав на стременах, уже обрушивает на него сверху удар своего палаша.

И остановилось все вокруг. Только медленно опускается широкое лезвие, хищно поблескивая в сгустившемся воздухе.

Дункан хорошо рассмотрел незнакомца. Тот среднего роста, худощав, лицо его под открытым шлемом темнеет нездешней смуглостью. Итальянец? Француз?

Фархерсоны - еретики-паписты (оттого разгромить их будет особенно сладостно: каждый убитый папист, говорят, снимает с твоей души четверть грехов... Если так, то Дункан за сегодня уже на три четверти очистился - а сейчас вот и последние грехи с себя снимет!).

Немного осталось в горах Шотландии папистов, - но все свои надежды католический мир возлагает на них. Снабжает их золотом и сталью, тайно шлет офицеров, сведущих в ратном деле.

Вот и это, - должно быть, один из них... Темные глаза, кожа цвета оливок, легкий панцирь континентальной работы...

И кем бы он ни был - итальянец или француз, как подумалось сперва, либо подданный Филиппа II, императора всех еретиков, - сейчас он станет просто трупом.

Получи, Люцифер! Н-на!

Чужак так и не успел выхватить из ножен свое оружие (Дункан успел разглядеть, что это была длинная, узкая шпага). Но левая его рука все еще лежала на древке офицерского копья.

Эту руку и взметнул он навстречу дункановскому удару.

Жалкая это вещь с точки зрения подлинного воина - такое копьецо. Тонкое, легкое, оно скорее символ власти, чем подлинное оружие. Воистину, единственное, на что годится оно, - это служить опорой для знамени...

Но таким необычным был отводящий блок итальянца-француза, так диковинно он увел в сторону хрупкое древко, одновременно проворачивая его вокруг своей оси, - что могучий удар Дункана будто провалился в пустоту.

Так бывает, когда, взбираясь по крутому склону, смело ставишь ногу на большой, надежно вросший в землю камень, - но с легкостью осеннего листа срывается он со своего ложа, унося за собой в пропасть невнимательного скалолаза.

Дункан все же не вылетел из седла, увлекаемый мощью своего удара. Сумел удержаться.

Сумел он удержаться и тогда, когда на обратной отмашке полотно знамени, вдруг ставшее опасным, как ловчая сеть, хлестнуло его по глазам.

И зрачки в зрачки глянул на него с белого квадрата черный барс клановый зверь Фархерсонов...

Но усидел в седле Дункан. И с вывертом ткнул коня шпорами в брюхо, диким прыжком швырнув его на знаменосца, - опрокинуть его, смять конской грудью, повалить наземь под дробящие удары копыт!

Однако... Пробовали вы когда-нибудь кузнечным молотом раздробить капельку ртути? Если да - поймете.

Не оказалось чужака на том месте, по которому пришлись копыта. Невозможно извернувшись (воистину - сам Люцифер вел его тело!), вынырнул он слева от коня.

И не с руки было Дункану рубить.

А защититься - тоже нечем. Оружием трусов считал Дункан щит, всю жизнь лучшим щитом служила ему чашка палаша-клейморы - большая, кованой бронзы...

Но - не дотянуться ему теперь палашом до офицерского копьеца. Впрочем, при всем мастерстве противника, не бывать этому копью полноценным оружием: наконечник его тонок и многоветвист, он не сможет бить на поражение.

А шпагу чужак так и не выхватил.

И, усмехнувшись, откинулся Мак-Лауд назад, почти открыто подставляя под удар грудь, которую прикрывала лишь кожаная куртка. Мелкие, сверкающие блестки усеивали ее спереди - но разве оборонит такое украшение от острого железа?!

(Нет, не украшение это было - не к лицу воину украшаться, словно вдовушке в поисках нового мужа. И куртка была не куртка, а потайной доспех. Стальные пластины прилегали к коже изнутри, перекрывая друг друга краями, как черепица крыши.

И обманчиво блестели ряды заклепок, присоединяющие металл к коже, создавая видимость украшения).

Этот потайной панцирь звался так же, как крылатое судно южных франков, - "бригантина". В диковинку он был хайлендерам, - и не один раз Дункан подставлялся так же, как сейчас, а потом срубал прельстившегося легко достижимой победой противника.

Но теперь - не вышло так!

Видать, многое изведал этот чужой офицер. И не редкость на континенте была бригантина - как корабль, так и броня.

Во всяком случае, направил он свой выпад не в грудь, а ниже. И ажурное острие легкого копья вошло в промежуток между краем куртки и наборным поясом.

Лишь тогда позволил себе чужак скривить губы в злорадной, чуть презрительной улыбке.

Он одолел дикаря! Впрочем, чего и ждать было от темных, не обученных искусству благородного боя горцев, еретиков-протестантов, служителей Сатаны...

Он еще не знал всего, чего можно ждать от горцев. И улыбаться ему не следовало!

Вот уж чего никак не ожидал офицер - так это того, что хайлендер, страшно оскалившись в агонии, подтянет к себе врага, схватившись за древко копья-знамени. Так, что наконечник весь целиком исчезнет в его теле.