Горечь таежных ягод (сборник)

На аульной площади вспыхнул конус яркого света, покачался и, суживаясь, влился в улицу — уходил последний рейсовый автобус. Площадь опять виделась сплошным черным пятном, над которым теперь еще рельефнее светился справа огонек знакомого окна. Свет был не матово-желтым, как у других окон, а искристым, мерцающим, похожим на раннюю звезду. Это потому, что там, в угловой комнате второго этажа, была не уютная квартира с занавесками и абажурами, а школьная лаборатория с яркой люстрой. Надежда Максимовна разместилась в ней временно, на два-три дня, пока найдется подходящее жилье.

Самое удивительное было в том, что при встрече они ничуть Не волновались, не испытывали никакого стеснения или неловкости, словно знали друг друга давно и хорошо. И все было естественным, искренним в их коротком разговоре.

Он запомнил ее руки, как-то уютно лежавшие на столе, прохладные пальцы, в которых ощущалась еле заметная дрожь. Все-таки она, наверное, волновалась.

Зазвонил телефон. Подняв трубку, Просеков услыхал далекий голос Тимура Габидулина.

— Андрей Федорович? Докладываю: с лыжами полный порядок, насчет запчастей дело идет хорошо, завтра еду на склад получать.

— Молодец! Что еще?

Трубка донесла тихое жужжание трансформаторов.

— Полковник велел спросить, как насчет вашего перевода в Энск? Они тут собираются писать представление и просят уточнить, согласны ли вы?

— Слушай внимательно, Тимур. Передай полковнику, что я от перевода отказываюсь. Прошу отменить. Понимаешь?

— Да, да, понимаю! — обрадованно кричал Габидулин. — Это здорово! Я все понимаю.

— Не в этом дело, — рассердился Просеков. — Спросит полковник о причине — скажи: «Теория максимальной полезности». Понял?

— Понял, понял!

Габидулин говорил еще о чем-то, но Просеков уже откинул трубку: за окном, наливаясь басовым гулом, заводил свою тревожную песню ревун.

Через двор к кабинам станции, стуча коробками противогазов, бежали солдаты полного боевого расчета.

Закачались антенны: громадные ажурные чаши просеивали звездное небо.

РАКЕТНЫЙ ЗАСЛОН

…Упала в лога, пади и перелески таежная речка Марчиха. Вода в ней холодная и разная на цвет: черная с зеленью у замшелых откосов под пихтачами; рыжая с ржавинкой у песчаных крутояров, перевитых жгутами сосновых корней, и совсем голубая на перекатах, где шныряют над галькой скользкие гальяны и лобастые бычки.

По утрам дымится над плесами мокрый от росы таволожник; прожорливый хариус шлепается в сонную воду; приходят лоси, далеко забредают от берега и долго пьют, едва прикоснувшись к воде шершавыми и теплыми губами. От них пахнет хвоей и стойлом, им зябко, они пьют и по-коровьи дергают лоснящейся шкурой. Они пьют, задумчиво рассматривая белые облака на черной воде, а в ноги им тычутся вездесущие любопытные мальки…

За Марчихой синие дали, за Марчихой города и дороги, площади, залитые асфальтом, деревянные чайные на пыльных сельских улицах, модерные кафе-аквариумы, аэропорты и вокзалы, суетливые электрички с неуютными тамбурами, где гуляют сквозняки и бренчат гитары… Все это за речкой Марчихой, о которой никто не знает и которой нет ни на одной географической карте.

Но Марчиха есть на боевых планшетах ракетчиков. Здесь по извилистому руслу реки проходит невидимый рубеж, обозначающий «зону пуска». Здесь гигантский и незримый барьер поднимается в небо на десятки километров, Через него не пройдет ни один самолет, если не ответит на кодовый сигнал радиозапросчика «свой — чужой».

Плывут облака над Марчихой. Мирные облака…

1

Шли гуськом. Впереди — подполковник Прохоров, ломая валежник тяжелыми яловыми сапогами сорок четвертого размера, за ним мягкой, охотничьей походкой скользил майор Утяшин, ловко увертываясь от сучьев, которые с треском разгибались за могучей спиной командира. Замыкал шествие капитан Кадомцев. Едва поспевая, ругался в душе, чувствуя, как хлюпают промокшие модельные туфли. Черт его дернул поспешить с приездом из города! Подвернулась попутная машина: он и не успел забрать в гостинице свой чемодан.

Командир водил по лесу уже больше часа. Начали от столовой, потом к стартовым позициям. Да все сосняком, таволожником, болотным кочкарником, где на каждом шагу колючая осока, острая, как бритва.

Прохоров все это называет «очередной хозяйственной рекогносцировкой». Но Кадомцев отлично понял: «рекогносцировка» затеяна специально ради него. Смотри, мотай на ус. Знай, куда приехал и за что берешься, товарищ замполит.

Командир все время недовольно сопит, что-то бормочет себе под нос. Может быть, он всегда такой? Или недоволен Кадомцевым?

Вчера в кабинете они разговаривали вдвоем. Но разговора явно не получилось. Кадомцева удивляла угрюмая сдержанность командира. Прохоров придирчиво смотрел из-под лохматых бровей и задавал какие-то странные вопросы: отдыхал ли Кадомцев в санатории после окончания академии, не было ли у него осложнения после гриппа и еще что-то насчет здоровья. Кадомцев смутился, никак не мог сообразить: неужели он в самом деле выглядит таким хилым и болезненным?..