Горе победителям

Мушкетера поставили, когда уже все было почти закончено, и активизировали. Как мне и говорили, биокомп оказался действительно разумен, а еще обладал совершенно капризным характером, он был просто очень молод. Ребеночек, можно сказать. Он и вел себя порой как капризный ребенок, только обладающий гигантским запасом знаний. Плюс еще возможность пополнять их из галактической сети. Мне же приходилось возиться с этим «ребятеночком», отвечать на его многочисленные вопросы, развлекать иногда. Порой мне казалось, что этот биокомп был человеком, которого долго держали взаперти, а потом выпустили, и теперь он стремился как можно скорее познать мир. Впрочем, это ведь так и было. Однажды, чтоб он отвязался от меня, я по памяти рассказал ему сказку, которую в детстве читала мне мама. Зря я это сделал. С тех пор мне каждый вечер пришлось рассказывать компу сказки. А тот стал называть меня папой, что вызывало поток непрекращающихся шуток в мой адрес со стороны всех конструкторов и сборщиков. Нет, я понимаю, что им скучно, но зачем же подкалывать меня из-за того, что какая-то дура-машина назвала меня папой?

Вскоре начались испытания. Доделка недочетов. «Мечта» родилась. Но тут обнаружился новый неприятный момент – денег на полную оплату мне не хватило. Слишком уж вольно я тратил их. В результате я не смог заплатить шесть с половиной миллионов по счету. Выплатил только четыре. А тут еще я отдал миллион биокомпу, которому вдруг захотелось сыграть на бирже. Я, конечно, понимал, что делаю глупость, но тот так мне надоел с этим, что я сдался. И теперь жалел. А в пограничье с подобными должниками не церемонились. Я никак не мог найти выхода из ситуации. К счастью, мне удалось убедить предоставить отсрочку, и я бросился добывать два с половиной миллиона. Перелопатив кучу информации, решил, что самое простое – заняться добычей вехта. Сегодня же я узнал, что мой Мушкетер, оказывается, уже давно выиграл три миллиона и мог бы оплатить мой долг, но посчитал, что я ради скуки решил сам добыть деньги. Да-с, в некоторых отношениях Мушкетер был действительно ребенком, а я его родителем. Порой мне казалось, что это действительно так. Но он стал и моим самым близким другом. А «взрослел» биокомп удивительно быстро.

– Что ты там расселся? – недовольно поинтересовался Мушкетер. – Опять что-то думаешь? Я тебя не понимаю. Мы так весело летим, а ты что-то грустишь.

– Почему ты решил, что я грущу? – равнодушно переспросил я.

– А то не видно. И вообще ты мне уже давно ничего не рассказывал. И откуда ты столько историй знаешь?

– Читать больше надо, – едко отозвался я.

– Так я твои истории во всей сети искал. Нет там их!

– Понятно, что нет. Это же истории моей планеты. А она еще в космос не вышла.

– А ты?

– Я? Я особая история. – Я замолчал, вспоминая.

– Расскажи. – Похоже, Мушкетер серьезно заинтересовался. Я вздохнул – теперь от него не отделаешься. Этот биокомп хуже клеща – если вцепится во что, так не отстанет.

– Потом как-нибудь, – попробовал я отвертеться.

– Ну расскажи! Ну что тебе стоит? Все равно ведь сидишь без дела.

– Не в этом суть. Просто мне тяжело вспоминать…

– Ты сам говорил, что другу можно рассказывать многое! Или ты не считаешь меня другом?

А ведь придется рассказывать. Никуда тут не деться. Он не отстанет. Любопытство биокомпа было неуемным.

– Ладно, черт с тобой. Только налей мне чего-нибудь. Сок, что ль, какой.

Тотчас из небольшой кухни выехал робот-официант. Робот был высотой полметра, с плоской и большой головой в виде подноса. На этом подносе стоял графин с соком и стакан, в котором лежали кубики льда.

– Мерси, – поблагодарил я, забирая посуду. Официант укатил. – Ну что ж, слушай…

Я рассказывал медленно, словно переживая все заново. Рассказывал о своей жизни. Играх. Учебе. Рассказал о гибели родителей. Застарелая боль снова резанула грудь, чего уже давно не случалось. Я прервался, приходя в себя. Мушкетер сочувственно хмыкал. Наконец, взяв себя в руки, я продолжил рассказ. Рассказ о том, как остался один на свете при живой родне.

– Я не верю, что они так могли поступить! – возмутился Мушкетер.

– Что ты знаешь, железяка, – буркнул я. – Ты ведь сам еще слишком молод. Мальчишка, даже по сравнению со мной.

Мушкетер молчал долго. Я тоже. О чем он думал, я не знал, но вскоре он попросил продолжать. Я стал рассказывать о своей жизни в интернате, ничего не утаивая и не приукрашивая. Так, как и было. Рассказывал подробно. Теперь до самого конца рассказа Мушкетер меня не прерывал.

– Ты хочешь отомстить тем, кто уничтожил тот корабль?

В груди полыхнуло чувство гнева. Несмотря на мой самоконтроль, это чувство изредка прорывалось.

– Я хочу найти их. Хочу понять.

– Ты ведь сам говорил, что эти дролы и хорги постоянно воюют.

– Железяка! – Теперь я рассердился всерьез. – Что ты понимаешь?!

– Ничего. Я хочу научиться понимать.

Смирение в голосе Мушкетера меня вмиг отрезвило.