– Так, значит, вы мне подсказываете, да? Даете указания?
– Нет, не даю я вам указаний, просто советую. – Она вздохнула. – Всем одно и то же советую. Мики пусть займется своим делом, а Тине следует вернуться в библиотеку. Я рада, что Хестер уехала. Пусть поживет где-нибудь, чтобы не терзаться постоянными воспоминаниями.
– Да, – сказал Филип. – Тут я с вами согласен. Насчет Хестер вы правы. Ну а что вы о себе скажете, Кирстен? Не следует ли вам тоже уехать?
– Хорошо бы, – вздохнула Кирстен. – Не плохо бы уехать.
– За чем же дело стало?
– Вам не понять. Мне поздно уезжать.
Филип задумчиво на нее посмотрел. Сказал:
– Существует много вариантов, варианты разные – суть одна. Лео думает, что это сделала Гвенда, Гвенда думает то же самое о Лео. Тина кого-то подозревает. Мики что-то знает, но виду не подает. Мэри полагает, что убийцей является Хестер. – Он помолчал и продолжил: – Но истина в том, Кирсти, что в этой истории может быть лишь один-единственный вариант. Нам это хорошо известно, не так ли, Кирсти? Вам и мне.
Она метнула на него быстрый встревоженный взгляд.
– Я много об этом размышлял, – торжествующе сообщил Филип.
– О чем вы? – спросила Кирстен. – Что хотите сказать?
– Я ничего определенного не знаю, – сказал Филип. – Но вы-то знаете. Не просто предполагаете, наверняка знаете. Я не ошибаюсь, а?
Кирстен подошла к двери. Отворила ее, обернулась и сердито бросила:
– Неучтиво такое говорить, но я скажу. Вы дурак, Филип. Опасное дело затеяли. Знаете, что такое опасность? Вы были летчиком, в небе не раз со смертью встречались. Разве вы не понимаете, что если докопаетесь до истины, то вам угрожает опасность не меньшая, чем на войне?
– А вы-то, Кирсти? Если вы знаете истину, значит, тоже подвергаетесь опасности?
– О себе я сама позабочусь, – угрюмо промолвила Кирстен. – Могу за себя постоять. Вы же, Филип, беспомощный инвалид на коляске. Подумайте об этом! Кроме того, я не собираюсь распространять сплетни. Пусть все идет своим чередом… Нет ничего хуже, чем бесполезная болтовня. Занялся бы каждый своим делом, меньше было бы неприятностей. А если бы меня спросили официально, я по-прежнему бы говорила, что это Джако.
– Джако? – Филип в упор посмотрел на Кирстен.
– А что? Джако был хитрым. Такое мог выдумать, а последствия его вовсе не тревожили. Он вел себя как ребенок. А уж алиби-то сфабриковать! Разве он не выкидывал такие штуки ежедневно?
– Но это алиби не сфабриковано. Доктор Калгари…
– Доктор Калгари… доктор Калгари, – взорвалась Кирстен, – если он известен и знаменит, вы и твердите «доктор Калгари», будто он сам Господь Бог! Но позвольте мне вам сказать. Когда бы вас контузило, как его, все бы в голове смешалось. Перепутали бы день, время, место!
Филип поглядел на нее, склонив голову набок.
– Так вот какова ваша версия! – воскликнул он. – Цепко же вы за нее держитесь! Это делает вам честь. Но сами-то вы в это верите, а, Кирсти?
Она отвернулась, тряхнула головой и, выходя из комнаты, сказала своим обычным деловым тоном:
– Передайте Мэри, что чистое белье находится вон там, во втором ящике.
Филип немного посмеялся, подметив внезапный переход Кирстен к спокойному деловому тону, но постепенно смех его угас, уступив место все возрастающему возбуждению. Чувствовалось, истина находится где-то рядом. Эксперимент с Кирстен удался, большего от нее вряд ли удалось бы добиться. Раздражало ее навязчивое беспокойство за его судьбу. Пусть он калека, но это не значит, что с ним легко будет справиться, как она полагает. Он тоже, слава богу, сумеет за себя постоять… разве пропала острота реакции? Да и Мэри почти от него не отходит.
Филип вытащил лист почтовой бумаги и начал писать. Пометки, имена, вопросительные знаки… Надо отыскать уязвимые места.
Неожиданно он кивнул и записал: «Тина»…
Подумал… Вытащил другой лист.
Когда вошла Мэри, он едва взглянул на нее.
– Что ты делаешь, Филип?
– Пишу письмо.
– Хестер?
– Хестер? Нет. Даже не знаю, где она остановилась. Кирсти недавно получила от нее открытку без указания адреса отправителя, наверху написано: «Лондон», вот и все. Кажется, Полли, ты ревнивая, а? – Филип усмехнулся.
– Возможно.
Она взглянула на него своими холодными голубыми глазами, и ему стало не по себе.
– Кому ты пишешь? – Мэри подошла поближе.
– Прокурору, – бодро ответил Филип, хотя в душе зашевелилась холодная злость. Неужели даже письмо нельзя написать, чтобы тебе не учинили допрос?
Потом он взглянул ей в лицо, и сердце его смягчилось.
– Шучу, Полли. Я пишу Тине.
– Тине? Зачем?
– Тина – ближайший объект, который я намерен атаковать. Куда ты, Полли?
– В ванную, – сказала Мэри и вышла из комнаты.
В ванную, как в тот вечер, когда случилось убийство… Филип вспомнил их разговор об этом и рассмеялся.
– Входи, сынок, – ласково произнес помощник инспектора Хьюш. – Послушаем, что скажешь.
Сирил Грин тяжело вздохнул. Он и слова не успел вымолвить, как вмешалась его матушка: