Горе

Передо мной- дверь в квартиру. Из звуков- мое тяжелое дыхание. Запах- сырой бетон подъезда. Почему-то мне не хотелось тут же врываться в свой дом в таком виде, словно там кто-то есть, поэтому я оперся об перила и стал смотреть в небольшое окошко, выходящее в облачное утреннее небо, еще не проснувшееся, темное и туманное. Когда дыхание успокоилось, а весь пот впитался в одежду, я повернулся к двери и открыл ее.

На кровати сидела Вайолетт и читала мою тетрадь. Обернувшись ко мне, она равнодушно оглядела меня и снова принялась за чтение. Я зашел за порог и стал искать Лувра. Его нигде не было.

— Будешь чай? — первым спросил я, зайдя на кухню. Единственное, что всегда было у меня на кухне- это чай. Точно, еще сода с кофе.

— Буду, — монотонно ответила девочка.

Я поставил чайник, подготовил два пакетика чая и сел за стол. Окна на улицу в этой комнате не было, так что я тупо уперся взглядом в пустующую стену. С соседней комнаты были слышны тихие перелистывания страниц. Она читала мои рукописи. Надо в следующий раз выписать из библиотеки книгу, чтобы ей было чем заняться.

Может показаться странно, что я так спокойно реагирую на нежданного гостя. Сказать честно, я сам себе удивляюсь. Почему-то это привычное дело, когда она в моем доме, где-то рядом. Словно уже член семьи, хотя никого из близких людей уже не осталось. Отца я не помнил, мама умерла уже больше пяти лет назад. С родственниками я не люблю общаться, они всегда погружают тебя в свои родовые перипетии, где кто-то что-то открыл, кто-то с кем-то поругался, от кого-то где-то забеременела и так всегда. Я с детства был далек от всех этих тем, а в дальнейшем и вовсе старался отгораживать себя от прочих скандалов, чтобы ненароком не заинтересоваться в этом. Друзья у меня не водились, однако все же были когда-то близкие контакты, которые уже потерялись где-то в прошлом. Были у меня и любимые люди, но все же мой характер трудно пережить, а мои поступки- тем более.

Да, я одинок. Но мне не сказать, что грустно и печально… Я скорее нахожусь в постоянном тумане, где нет ни света вдалеке, ни хоть какой-то четкости горизонта. Помню, раньше она была, но сейчас куда-то пропала. Это состояние мне безразлично: оно не мешает жить, не позволяет печалиться, не дает поводов для волнения. Волноваться после тридцати особенно нельзя, иначе дольше пятидесяти не прожить. Но хочу ли я жить?.. Уже понятно: что и чего я хочу- загадка. Эта безразличность ко всему мне напоминает одного знакомого, которого я мимолетом встретил где-то в Германии- уже не помню- и дал ему одну из своих папок с прошлым. Тогда меня поразило его стремление к цели, которую он никак не мог обрести. Если я давно перестал искать, то этот смельчак продолжал копаться в жизненных смыслах, в поисках хоть какого-то ориентира. За это его можно уважать, однако меня…

Прозвучал щелчок. Чайник закипел. Это вывело меня из дум. На столе- две чашки чая. Пар от них улетал вверх. Ненароком я подумал, что это похоже на пламя костра, только в стихии воды, но любая подобная магическая тема, где присутствуют стихии, волшебники, заклинания и прочее, меня просто смешила. Быстро выветрил все подобные фантазии из головы и хотел уже звать гостью, но она сама пришла и молча села за стол, пододвинув к себе кружку. Разглядывая безобразный стол, девочка потихоньку отпивала чаю, иногда дуя на него. Я же снова уставился на стену и уже не мог ни о чем думать.

— Устала я уже дома, — Вайолетт отпила.

— Почему же?

— Постоянная суета, контроль и вечная забота.

— Ты же еще ребенок.

— Мне уже двадцать.

— Выглядишь на все пятнадцать, — я оглядел собеседницу. Больше девочкой я ее не назову.

— Знаю! — обиженно проговорила гостья. — Такие гены.

— Отец кажется у тебя довольно высоким.

— Вы просто слишком низкие.

— У меня средний рост. Метр семьдесят семь.

— Для мужчины ты низкий.

— Кто бы говорил.

Тема роста для нее была оскорбительной.

— Ты решила сбежать из дома и прийти ко мне?

— В доме дедушки происходит что-то странное. Все слуги косо на меня смотрят.

— Ты родственница Ньепса?

— Если далекая-далекая.

— Почему же ты называешь его дедушкой?

— Я с детства с ним была знакома. Наши семьи дружили, и он был ласков ко мне. Дедушка меня называет племянницей. Это, наверно, наши псевдородственные прозвища.

— Почему же Лувр ходит вечно за тобой?

— Кто? — я вечно забываю, что никому не известно про прозвище безликого.

— Твой товарищ.

— Он где-то спит. У него была бессонница всю неделю, и вот, наконец, его организм вырубился. Он еще день будет высыпаться.

— Почему же он вечно ходит за тобой?

— Не знаю. Он с самого детства всегда рядом со мной, оберегает меня, защищает.

— Но клятву ведь он давал Ньепсу…, — я задумался.

— Возможно, дедушка приказал ему оберегать и меня. Для него слово дедушки- закон.

— Будь он еще не такой импульсивный, цены в нем в качестве телохранителя не было.

— Такая вот его особенность, — Вайолетт улыбнулась.

— Скорее слабость.