Гордость и страсть

— Я желаю, чтобы вы сами захотели этого, — сказал он. — Ощутили в этом потребность, — обхватив рукой ее талию и притянув к себе совсем близко, продолжал он. — Я хочу, чтобы вы изнывали от этого желания.

— Умоляла вас, имеете в виду?

Он придвинулся совсем близко, тепло его руки просачивалось сквозь ткань ночной сорочки и домашнего платья.

— Нет, это не доставит мне наслаждения.

У нее округлились глаза.

— Что же тогда?

— Взаимное желание. Взаимная потребность. Видите ли, мне важно, чтобы вы действительно хотели лежать подо мной, чувствовать мои губы, руки. Я хочу… — Голос понизился до хриплого шепота. — Я хочу, чтобы вы допустили меня в свое тело не по обязанности, а из-за чистого чувственного желания.

Она стояла, затаив дыхание, ухватившись руками за края жилета, удерживая его возле себя. Голова кружилась от этих слов, от его близости, страсти, которой дышал его шепчущий голос, ласкающий ее щеку.

— Когда вы примете меня, я тоже буду хотеть этого, потому что вы нуждаетесь во мне, принимая не только в своем теле, но и в душе, а мне так хочется быть там, Люси, — страстно прошептал он и коснулся поцелуем ее ушка. — Вы не знаете, как сильно мое желание быть в вашем сердце, душе, в вашем теле. Я хочу показать вам наслаждение, настоящее блаженство, которое вы сможете испытать только с тем, кто заботится, душу готов продать, лишь бы вы были счастливы. Но… — Он осекся, тяжело сглотнул, и она почувствовала, как дрожь пробежала по его большому, сильному телу. — Но вы должны желать этого с той же силой, что и я. Вы должны желать того же, что и я. Я так хочу. Я… не приму меньшего. Не могу позволить, чтобы это было по обязанности, зная, что между нами может быть что-то намного большее.

Люси затрепетала, а он прижался к ней, стремясь слиться с ее телом.

— Я почувствую подобный трепет, когда уложу вас на кровать и буду сверху, покрывая ваше тело своим. Когда мы соединимся, не как мужчина и знающая свой долг супруга, а просто как мужчина и женщина, это будет больше, чем долг, Люси. Это священнодействие, слияние, наше будущее. Мы можем даже создать новую жизнь. Ни один мой ребенок никогда не будет зачат по обязанности. Никогда. Поэтому я буду ждать, — заключил он, поцеловав ее снова и медленно отстраняясь, что заставило ее потянуться следом в попытке вернуть. — Я буду ждать до той поры, пока все не сойдется для той единственной ночи с вами, плода жаркой, неудержимой потребности, сплетенными телами и жадными губами. Ваши бедра поднимутся навстречу моим ударам.

Люси хотела прошептать его имя, высвободить то, что рвалось изнутри, переполняло ее, и не могла. Она оказалась в плену, его слова смутили ее, как и глубокая страсть, которая светилась во взгляде.

— Наша первая совместная ночь слишком важна. Она не может оказаться меньшим, чем я описал. По этой причине я буду ждать. Могу даже поклясться, что однажды — уже скоро — вы посмотрите на это замужество иначе, забыв о том, что считали его долгом, силой навязанным вам. А на меня вы посмотрите как на мужа, мужчину, единственным желанием которого является дарить вам, а не брать. Того, кто хочет разделить все, чем он является, с вами, и чтобы вы сделали то же самое для него.

Во сне его преследовали кошмары. Люси слышала, как он несколько раз что-то выкрикнул. Она тихонько спустила ноги с кровати, пробежала по холодному полу к двери, ведущей в соседнюю комнату. Быстро заглянув, увидела, как он ворочается и мечется, и подошла ближе, тронув его за плечо:

— Адриан?

Он подскочил и перевернулся, как от толчка, глядя на нее дикими глазами. Он показался таким путающим, что Люси отступила на шаг, но он уже успел потянуться и, схватив ее, одним рывком затащить в постель. Она упала на него.

— Адриан, ты спишь.

— Должно быть, да, — сказал он грустным, сонным голосом, — и мне снится, что ты называешь меня по имени, а не «Сассекс» или «ваша светлость».

Он прижался к ней губами и потянул за ленту, которая удерживала волосы, заплетенные в длинную косу. Его пальцы распускали ее волосы и запрокидывали ее голову, чтобы прильнуть к ее губам своими. Растворяясь в нем, она ответила на поцелуй, позволив его языку изучать ее изнутри, отдавая тело его рукам.

— Темные, как вишенки, соски, — шепнул он. — Я мечтал о них с тех пор, как впервые увидел тебя.

Стянув через голову ночную рубашку, он обнажил Люси. Нагое тело прижалось к нему, но не успела она насладиться, как он подхватил ее снизу под плечи и приподнял так, что ее маленькие груди оказались прямо у его рта. Его глаза потемнели, она чувствовала бедрами настойчивые толчки фаллоса.

— Безупречны, — прошептал он и сжал ее груди.

Она застонала, схватившись за его плечи, принимая ласки рта и языка. Ее лоно наполнилось влагой, она изнывала от желания, была готова сесть на него, широко расставив бедра, если бы он позволил ей сделать это. Но, догадавшись, он снял ее с себя и повернул на живот. Его грудь припала к ее спине, губы изучали, гладили и прихватывали кожу, пальцы прокрались спереди, приподняв ее так, что он мог ласкать ее соски, подергивая и покручивая их.