Гордость и Предубеждение

– Без сомнения, будет гораздо лучше подождать, пока Джейн поправится, и к тому времени, скорее всего, капитан Картер вернется в Меритон. А когда вы дадите свой бал, – добавила она, – я буду настаивать на том, чтобы офицеры ответили тем же. Я скажу полковнику Форстеру, что будет очень недостойно, если он этого не сделает.

Исполнив таким образом долг, миссис Беннет и ее младшие дочери покинули Незерфилд, а Элизабет тотчас же вернулась к Джейн, предоставив полную свободу обсуждать ее манеры и поведение своих родственников двум дамам и мистеру Дарси; последний, однако, не был склонен присоединяться к злословию в их адрес, несмотря на все остроты мисс Бингли с упоминанием прекрасных глазок.

Глава 10

В остальном день прошел почти так же, как и предыдущий. Миссис Херст и мисс Бингли с утра провели несколько часов у больной, которая продолжала, хотя и не так быстро, поправляться, а вечером Элизабет присоединилась к их компании в гостиной. Однако большая карточная партия так и не составилась. Мистер Дарси писал, а мисс Бингли, сидевшая рядом с ним, следила за процессом написания письма и постоянно отвлекала его внимание обращениями к сестре. Мистер Херст и мистер Бингли развлекались, играя в пикет, а миссис Херст наблюдала за их игрой.

Элизабет занялась рукоделием и при этом не без удовольствия наблюдала за тем, что происходило между Дарси и его соседкой. Постоянные похвалы дамы то его почерку, то ровности выписываемых строк, то длине письма, в сочетании с полным равнодушием, с каким воспринимались похвалы, придавали особый оттенок странному диалогу, и все это было в полном соответствии с ее мнением о каждом.

– Как будет рада мисс Дарси получить такое письмо!

Он промолчал.

– Вы пишете необычайно быстро.

– Вы ошибаетесь. Я пишу довольно медленно.

– Сколько писем вам приходится написать в течение года! Еще и деловые письма! Как я их ненавидела бы!

– Вот видите, как удачно вышло, что писать их выпало на мою долю, а не на вашу.

– Будьте добры, напишите своей сестре, что я очень хочу ее увидеть.

– Я уже недавно писал ей об этом по вашей просьбе.

– Боюсь, вам не нравится ваше перо. Позвольте мне заострить его для вас. Я прекрасно умею делать это.

– Спасибо, но я всегда сам подтачиваю свои перья.

– Как вы умудряетесь писать так ровно?

Он промолчал.

– Передайте своей сестре, что я рада слышать о ее успехах в игре на арфе, и, пожалуйста, сообщите ей, что я в полном восторге от ее прекрасной вышивки на скатерти. Я считаю, что она бесспорно превосходит ту, что сделала мисс Грантли.

– Вы позволите мне отложить сообщение о ваших восторгах до тех времен, когда я буду писать следующее письмо? В теперешнем у меня не осталось места, чтобы достойно изложить их.

– Ах! Это не имеет никакого значения. Я увижу ее в январе. Но вы всегда пишете ей такие очаровательные длинные письма, мистер Дарси?

– Обычно они действительно длинные, но всегда ли очаровательные, не мне судить.

– Я убеждена, человек, который может с легкостью написать длинное письмо, не может написать его плохо.

– Это не будет комплиментом Дарси, Кэролайн, – возразил ее брат, – потому что он пишет не с такой уж легкостью. Уж очень он старается использовать как можно больше четырехсложных слов. Верно, Дарси?

– Мой стиль письма сильно отличается от твоего.

– Еще бы! – воскликнула мисс Бингли. – Чарльз пишет самым небрежным образом, какой только можно себе вообразить. Половину слов он пропускает, а оставшиеся вымарывает.

– Мои мысли бегут так быстро, что у меня не хватает времени их выразить, и поэтому написанные мной письма иногда вообще не сообщают корреспондентам ни о каких моих суждениях.

– Ваша кротость, мистер Бингли, – поддержала его Элизабет, – должна пресекать любые порицания.

– Нет ничего более обманчивого, – возразил Дарси, – чем видимость смирения. Зачастую это лишь проявление легкомыслия, а иногда и завуалированное бахвальство.

– И которой из этих двух ты назвал бы мою только что декларированную кротость?

– Завуалированное бахвальство, ибо ты действительно гордишься своими недостатками в написании писем, потому что считаешь их проистекающими от быстроты мысли и непринужденности исполнения, что, по твоему мнению, если и не достойно похвалы, то, по крайней мере, весьма мило. Присущая самому себе способность быстро делать что-либо всегда высоко ценится человеком, и часто он считает несущественным несовершенство исполнения. Когда сегодня утром ты сказал миссис Беннет, что если ты когда-нибудь решишь покинуть Незерфилд, то уедешь через пять минут, ты имел в виду, что это является своего рода похвалой, комплиментом самому себе – и все же, что же такого похвального в поспешности? То, что придется оставить невыполненными очень важные дела и это не принесет никакой реальной пользы ни тебе, ни кому-либо еще?