Гордость и предубеждение

Однако страданья, коих не возместить годам счастья, ощутимо утишились вскоре, едва Элизабет узрела, сколь красота ее сестры разожгла восхищенье бывшего ее воздыхателя. Только зайдя, Бингли едва ли перемолвился с нею словом, но всякие пять минут его вниманье к Джейн росло. Ему она виделась столь же красивою, сколь была в прошлом году, столь же благодушной и искренней, хоть и не столь разговорчивой. Джейн старалась не выказать вовсе никаких перемен и не сомневалась, что разговаривает не меньше обычного. Однако мысли ее были так заняты, что порою она не замечала собственного молчанья.

Когда джентльмены поднялись, г-жа Беннет вспомнила, что намеревалась быть любезной, а посему пригласила их обоих через несколько дней отобедать в Лонгборне.

— Вы задолжали мне визит, господин Бингли, — прибавила она, — потому как, когда вы уехали зимою в город, вы обещали по-семейному с нами отобедать, как только вернетесь. Видите, я не забыла и, уверяю вас, сильно огорчилась, когда вы не вернулись и слова не сдержали.

Бингли в легком ошеломленьи выслушал сии реминисценции и отвечал, что непомерно сожалеет, однако дела не позволили. Засим джентльмены удалились.

Г-жа Беннет всерьез подумывала пригласить их к обеду сегодня же, но, хотя стол у нее всегда был хорош, полагала, что менее двух перемен блюд не хватит юноше, относительно коего она питала столь животрепещущие планы, и не удовлетворит аппетит и гордыню человека с доходом десять тысяч в год.

Глава XII

Едва они откланялись, Элизабет пошла прогуляться, дабы собраться с мыслями или, говоря иначе, беспрепятственно подумать о том, что запутает их еще более. Поведенье г-на Дарси изумляло ее и злило.

«Если он так и будет сидеть молча, мрачно и равнодушно, зачем, — размышляла она, — он явился вообще?»

Ни единая догадка радости ей не доставила.

«В городе он по-прежнему приятен и мил с дядюшкой и тетушкой; почему со мной иначе? Если он боится меня, зачем приехал? Если я ему безразлична, к чему безмолвствовать? Несносный, какой несносный человек! Я не стану более о нем думать».

Сие решенье некоторое время невольно осуществлялось, чему споспешествовало появленье Джейн, жизнерадостность коей доказывала, что визитеры порадовали ее больше, нежели сестру.

— Теперь, — сказала она, — первая встреча завершилась, и мне совсем легко. Я знаю себя, и его приход меня уж не смутит. Я рада, что он обедает с нами во вторник. Тогда все увидят, что мы оба встречаемся как обычные, равнодушные знакомые.

— О да, очень равнодушные, — засмеялась Элизабет. — О, Джейн, будь осторожна.

— Милая моя Лиззи, ужель ты полагаешь, будто я столь слаба, что ныне в опасности?

— Я полагаю, ты в великой опасности влюбить его в себя сильнее прежнего.

До вторника они с джентльменами не виделись, а тем временем г-жа Беннет пребывала погружена в блаженные планы, воскрешенные сердечностью и обычной вежливостью Бингли во время получасового визита.

Во вторник же в Лонгборне собрались гости, и те двое, чьего появленья ждали с особым нетерпеньем, явились вовремя, соблюдя охотничью пунктуальность. Когда все направились в столовую, Элизабет неотступно наблюдала, займет ли Бингли место подле ее сестры, ранее на всех приемах неизменно принадлежавшее ему. Ее благоразумная мать, захваченная теми же помыслами, не пригласила его сесть подле себя. Войдя в столовую, Бингли вроде бы замялся, однако Джейн обернулась ненароком и ненароком улыбнулась; дело было сделано. Он сел подле нее.

Элизабет, торжествуя, взглянула на его друга. Тот снес сие с величественным равнодушьем, и она бы вообразила, будто Бингли получил от него дозволенье на счастье, если б глаза последнего в отчасти смешливой тревоге равно не обратились к г-ну Дарси.

За обедом Бингли выказывал ее сестре восхищенье, кое, хоть ныне и стало сдержаннее, убедило Элизабет, что счастье Джейн и его собственное, если б сие зависело только от них, было бы достигнуто во мгновенье ока. Она не смела размышлять о значеньи поведения Бингли, однако с удовольствием за ним наблюдала. Только это и оживляло ее сердце, ибо ее настроенье бодростью не отличалось. Г-н Дарси сидел чуть ли не через весь стол от нее. Он расположился подле ее матери. Элизабет понимала, сколь мало удовольствия доставляет обоим подобное соседство и сколь мало являет обоих к их выгоде. Сама она сидела слишком далеко и не слышала их бесед, однако видела, как редко обращались они друг к другу, а когда все-таки заговаривали — как формальны и холодны их манеры. Неучтивость матери заставляла Элизабет лишь острее сознавать, в каком долгу они перед г-ном Дарси, и временами она отдала бы все на свете за честь сообщить ему, что доброта его узнана и прочувствована всем семейством.