Гордая любовь

– Правда, мисс Блю, очень проста и состоит в том, что я заблудился. Я был в столице Айдахо по делам и до возвращения домой решил посмотреть, как выглядят эти земли. У меня была карта, но, к сожалению, я решил, что могу позволить себе кое-какие безумства, например, проникнуть вглубь территории, ознакомиться с ней и вернуться назад как ни в чем не бывало. Как вы уже, вероятно, поняли, я заблудился. Но все-таки мне повезло, и я наткнулся на ваш дом, прежде чем меня постигла куда более печальная участь.

– Почему же вы не поехали по поляне, где вас можно было бы увидеть? – Ее глаза сузились. – Почему у вас в руках было ружье?

– Я принял неверное решение. Я не собирался причинить вам никакого вреда.

Ремингтон понял: она взвешивает то, что только что услышала. На какое-то мгновение он даже испугался, что она ему не поверит. Но подозрение исчезло из ее глаз. Легкая улыбка вновь коснулась уголков губ девушки.

– Вы ведь не местный, мистер Уокер? Это чувствуется по вашему акценту. Откуда вы?

– Я родился и вырос в Виргинии, мэм.

– Отлично! Советую вам вернуться туда как можно скорее, как только вы сможете продолжить свой путь. – Она со строгим видом поднялась со стула, в ее тоне чувствовалась некоторая насмешка. – Здесь, в Айдахо, мы живем по своим законам.

Ремингтон кивнул.

– Стреляете первыми? – Правой ладонью он прикоснулся к своему левому боку. – Я заметил.

Он улыбнулся, чтобы его слова не прозвучали слишком обидно.

Либби почувствовала, как учащенно забился ее пульс. Внутренний голос предупреждал ее о неведомой опасности. Она ощущала угрозу, исходящую от Уокера. Неужели она ошиблась, приняв его за безобидного путника? Быть может, он опаснее Бэвенса!

Она отошла от его кровати.

– Вы, должно быть, голодны. Чайник стоит на плите. Я принесу вам еду. Вы обязательно должны что-нибудь съесть. – Она отвернулась и торопливо покинула комнату.

«Не верь чужакам», – напомнила себе Оливия минуту спустя, доставая чашку из кухонного шкафчика.

Этого правила она неуклонно придерживалась целых шесть лет. Она не могла позволить себе забыть его – даже ради такой обезоруживающей улыбки, как у этого необыкновенного незнакомца.

Сама того не желая и безо всяких на то причин она вдруг вспомнила своего отца. Человека с царственной осанкой, седыми волосами и серыми глазами. Человека, который покупает и продает людей точно так же, как покупает и продает собственность, или корабли, или что угодно еще. Человека, для которого каждый в этом мире имеет свою цену. Даже его собственная дочь. Она должна была принести ему южную железную дорогу, о которой он мечтал так много лет, и черт с ними, с ее чувствами!

Либби закрыла глаза, прислонившись к буфету. Она не хотела думать об отце, эти мысли делали ее несчастной: ей все равно не удастся его переделать и заставить относиться к себе по-другому.

В памяти постепенно возник образ матери, и Либби почувствовала, как к глазам подступили слезы.

– О мама! – прошептала девушка, и сердце ее сжалось.

Знает ли мама, что у Либби все в порядке, что дочь живет хорошо и счастлива? Дэн Диверс отправил из Шейена по почте письмо Либби, когда в прошлом году ездил в городок по делам. Получила ли Анна Вандерхоф ее послание? Это был безрассудный поступок – написать после стольких лет молчания! Но после смерти Аманды ей стало совсем невмоготу от одиночества, и тоска по матушке усилилась.

– Мамочка, – прошептала она…

Либби вздохнула и открыла глаза. Что-то она разволновалась и расчувствовалась. Здесь, в «Блю Спрингс», она нашла ту жизнь, о которой мечтала. У нее есть своя земля, свои овцы и свой дом. У нее есть Сойер, ей есть кого любить; у нее есть верные друзья – Мак-Грегор и юный Рональд. И, самое важное, – у нее есть свобода! Она никому не принадлежит. Никто не может указать ей, что делать, что говорить, что чувствовать. Она свободна и намеревается оставаться такой.

Глубоко вздохнув, Либби наполнила миску супом, поставил ее на поднос и понесла назад в спальню. Она намеревалась помочь мистеру Уокеру выздороветь и отправиться в путь – чем скорее, тем лучше.

3

Когда на следующее утро Либби вошла в спальню, неся мазь, чистые бинты и теплую воду, она обнаружила, что ее «пациент» сидит в кровати, прислонившись к изголовью.

– Доброе утро, – поприветствовал он девушку.

Пять дней она без сомнений и смущения обрабатывала его раны, но ведь тогда он, совершенно беспомощный, лежал без сознания! Сейчас он уже не казался таким беспомощным. Ремингтон внимательно наблюдал за ней, и она поняла: он знает, как нежно, словно о близком человеке, она заботилась о нем.