Гордая любовь

Мерин радостно заржал в знак приветствия, когда Ремингтон захромал ему навстречу. Сандаун вытянул голову над верхней перекладиной забора и забил передним копытом по пыли, словно его тоже разбирало нетерпение от того, что хозяин так медленно идет на поправку. Ремингтон заметил, что его любимец прекрасно выглядит, и понял: Сойер ухаживает за конем, как и обещал.

Подойдя к загону, Ремингтон потрепал мерина по морде.

– Скучаешь, приятель?

Сандаун закивал головой, словно в ответ.

– Я тоже. – Ремингтон оглянулся.

Темно-красный сарай представлял собой довольно большую постройку в неплохом состоянии. Столбы и перекладины загона держались вполне крепко. Лужок, на котором паслось небольшое стадо ягнят, был огорожен беленой оградкой. Двор совсем недавно чисто вымели. В целом ранчо «Блю Спрингс» производило впечатление хорошо ухоженного хозяйства.

Он посмотрел на дом. Постройка была не слишком изящной, если судить по восточным меркам, но весьма просторной и крепкой. Зимой обитателям такого дома тепло, а летом прохладно, это, как догадывался Ремингтон, в здешних краях считалось одним из главных достоинств. Внутренняя отделка дома и его убранство могли удовлетворить любой вкус. Стену гостиной украшал пейзаж одного из самых прославленных европейских художников, эта работа немало стоила бы на Манхэттене. И в то же время многие предметы в доме, без сомнения, были выписаны по каталогу «Сиерс и Роубак» или «Монтгомери Вард». При этом внимание обращалось явно только на цену.

Странное это все-таки было место для дочери Нортропа Вандерхофа. Еще более странным окажется, если она предпочтет остаться здесь. Как бы Ремингтон ни ненавидел ее отца, он не мог отрицать, что Нортроп страстно желает найти дочь. Он явно любил свое единственное чадо сверх всякой меры. Почему же еще он предложил такую астрономическую сумму за то, чтобы детектив разыскал ее, да еще согласился заплатить невероятно высокую премию, которую запросил Ремингтон.

И все-таки было ясно, что Либби не желает возвращаться домой. «Почему? – никак не мог понять Ремингтон. – Почему она предпочитает прятаться, если так легко может оставить позади все заботы и тревоги? Неужели просто из гордости? Интересно, она сбежала из-за несчастной любви или из-за какой-нибудь глупой ссоры с родителями?»

Ремингтон решительно тряхнул головой, напомнив себе, что ему вовсе ни к чему знать ответы на собственные безмолвные вопросы. Он разыскал Оливию Вандерхоф, и только это имеет сейчас значение. Когда он сможет отправиться в путь, немедленно пошлет телеграмму. А когда получит деньги за работу и премиальные, вернется в Нью-Йорк. Ему предстояло сдержать слово, данное отцу, и он не имел права обращать внимания на родство Оливии с Нортропом и Анной или на причины, побудившие девушку скрыться.

– Мистер Уокер…

Он обернулся на ее зов.

Либби подошла к углу сарая и, слегка нахмурившись, наблюдала за молодым человеком. Ее волосы, как обычно, оказались зачесаны назад и заплетены в тяжелую косу, лежащую на плече. На ней снова были надеты свободная мужская рабочая рубашка, бриджи из грубой ткани и ботинки. Потрепанная шляпа болталась на спине, придерживаемая на шее кожаным шнурком.

– Вам не следует перенапрягаться, – напомнила Либби.

– Не буду.

Хмурые морщинки разгладились, и она пошла вперед. Либби двигалась с такой естественной грацией, что Ремингтону оказалось совсем нетрудно представить, как она будет выглядеть в атласе и кружевах, с волосами, украшенными сверкающими драгоценными камнями.

– Удивительно, что вы сюда дошли. Вы уверены, что это не слишком большая нагрузка на раненую ногу? – Она посмотрела вниз и вновь подняла глаза.

Ремингтон понял, что ему приятна ее искренняя озабоченность.

– Уверен. – Он указал головой в сторону сарая. – Что это вы там строите?

– Новый курятник для цыплят. Несколько недель назад в старый забрался койот. Он унес одну из наших лучших несушек.

И вновь Ремингтона поразила несуразность ситуации. Дочь одного из богатейших людей Америки носит брюки, стучит молотком, сражается с койотами и стреляет в чужаков.

– Сегодня утром я приготовила лимонад, – сказала Либби. – Хотите?

– Лимонад?

Либби кивнула.

– Последний раз, когда я ездила за продуктами, купила несколько лимонов. Стоят они, конечно, целое состояние, но иногда… – Она, не закончив фразы, пожала плечами.

– Честно говоря, немного лимонада я бы выпил.

Либби улыбнулась:

– Идите, садитесь в тенек под ивой. Я принесу вам стакан.

Он следил, как она направляется к дому, с удовольствием разглядывая ее брюки. Появись она в таком виде где-нибудь в восточных штатах, люди были бы в шоке. Но Ремингтон считал, что он вполне свыкся бы с этим фасоном, войди он в моду.

Когда Либби скрылась за дверями, Уокер снова встряхнул головой. Ему все-таки следует помнить, что его сюда привело.

Он медленно пошел к высокой иве, растущей с западной стороны дома. Под деревом стояла скамья, сколоченная из крепких досок. Ремингтон устроился там как раз в тот момент, когда Либби вышла из дома, неся на подносе три стакана и кувшин.

Вручая ему стакан, Либби поинтересовалась: