«В Вене существует древний этикет, согласно которому архиканцлер берет шаг при дворе даже перед чрезвычайными послами и не обязан никому отдавать визитов, — этикет, которого князь Меттерних всегда придерживался. Граф Буоль, хотя был не архиканцлером, а лишь первым министром, вздумал также не отдавать визитов иностранным министрам и бывал у барона Мейендорфа не как у русского посланника, но как у своего шурина.
Барон Мейендорф это выносил, но князь Горчаков не захотел терпеть. Приехав в Вену, он остановился не в русском посланничьем доме, а в гостинице. Граф Буоль не только не отдал ему визита, но еще нарочно, из аффектации, приехал в ту гостиницу посетить иностранную даму, там остановившуюся, и не зашел к русскому дипломату. Князь Горчаков не захотел принимать от него приглашений ни на обед, ни на вечер, доколе не заставил его отдать себе визит, и уже тогда только переехал в русский посланничий дом. Отношения у них были самые натянутые»[53].
Во время Крымской войны Горчаков напрямую столкнулся с тем, что, по сути дела, когда-то прогнозировал, — с фактическим отказом Австрии от союзнических отношений с Россией и переходом ее в стан воюющей коалиции. И именно тогда сложилась ситуация, в которой изменить что-либо было практически невозможно. А положение русских войск под Севастополем становилось все тяжелее.
Это было время огромных потерь, глубоких разочарований. И в первую очередь — в своих возможностях, в собственных силах. Крымская война стала в какой-то мере наказанием за беспричинную самоуверенность, за безотчетную веру в непогрешимость своих деяний. Она знаменовала крушение авторитарной политики Николая I.
Как ни был изворотлив российский дипломат, добываемые им в ходе переговоров отсрочки, передышки, перерывы в военных действиях решающей роли не играли. К тому же от Горчакова требовали строго следовать путаным, постоянно менявшимся установкам, получаемым из Петербурга.
Его усилия не могли повлиять на позицию Николая I, долгое время делавшего ставку на военное решение проблемы. Справедливости ради следует отметить, что не один Николай I, но и правители других времен и народов не раз терпели поражение, оказываясь в плену собственных заблуждений. У таких людей самомнение, подогреваемое льстивым окружением, постепенно перерастало в манию величия, в то время как опыт, суждения и выводы преданных помощников с ходу отвергались. Не мог Горчаков воздействовать и на Нессельроде, лихорадочно пытавшегося найти средства к тому, чтобы разрушить коалицию. Конфликт зашел слишком далеко. Остановить военные действия не удавалось. На тот момент у России не было аргументов, которые изменили бы желание противников использовать благоприятный шанс, выступив против нее.
Скоропостижная смерть государя, славившегося крепким здоровьем и большой силой воли, оказалась для всех неожиданной, породив даже слухи о самоубийстве. В отблеске пожара Крымской войны уход из жизни Николая I казался современникам катастрофой.
Однако с воцарением его сына — Александра II начался новый этап российской истории, в котором князю Горчакову предстояло сыграть одну из ключевых ролей.
Глава II. Министр и министерство
Сокрушительное поражение России в Крымской войне предопределило в том числе и то, что российское Министерство иностранных дел, в силу авторитарности императора и отчасти обоснованного его недоверия к «разномастной дипломатии», вообще оказалось выключенным из процесса подготовки и обеспечения внешнеполитических планов империи. Донесения дипломатов, реально оценивавших сложившуюся перед войной ситуацию, не принимались царем в расчет. Канцлер Нессельроде, кажется, осознавший в последний момент всю тяжесть положения, в котором оказалась Россия, потерял всякую инициативу перед нетерпимым к возражениям Николаем I. Это был закат его собственной карьеры. После окончания войны он был отправлен в отставку, а на его место новый самодержец назначил Александра Михайловича Горчакова.
Престиж внешнеполитического ведомства пал в ту пору настолько низко, а горизонты России так сузились, что при передаче дел Горчакову его предшественник, подводя плачевные итоги своей деятельности, сказал, что само министерство следовало бы сократить за ненадобностью, поскольку после подписания Парижского трактата, завершившего Крымскую войну, новому министру иностранных дел нечем будет себя занять. Действительно, военное фиаско привело к полной внешнеполитической изоляции России. Горчакову, получившему в наследство руины, лишь напоминавшие о прежнем международном могуществе российского государства, приходилось все начинать сызнова.