Горчаков

Как бы ни противилась власть, процесс демократизации знания вызывал приток новых интеллектуальных сил, размывал некогда монопольное положение дворянской культуры. Несмотря на ограничения, действовавшие в николаевское время, и тогда уже было трудно препятствовать притоку нового, жаждущего знаний и открытий пополнения из разночинной среды. С началом реформ 1860-х годов эти ранее дремавшие силы вышли наружу.

Какими бы ни были исторические условия николаевской эпохи, ее особая ценность в глазах потомков заключается именно в произведениях представителей прогрессивной русской мысли, в явной, а чаще в завуалированной форме отвергавших незыблемость абсолютизма и его социально-экономического фундамента. Благодаря усилиям творческой воли и таланту литераторов и публицистов продолжались мучительные поиски ответов на духовные запросы российской жизни. Именно они, гонимые и преследуемые, внедрили в сознание мыслящих людей представление об ином предназначении России, возможности иного исторического пути для нее. Казалось бы, отвлеченные литературно-философские раздумья становились единственно возможным средством выражения наболевших проблем, поддержания в обществе протеста, подавляемого властью. Это было невероятно трудно, и требовалось огромное мастерство, чтобы продраться сквозь цензурные препоны, донести до читателей скрытый смысл своих творений. Особенно удавалось это В. Г. Белинскому, в статьях которого, как отмечал современник, «удивляет та ловкость, с какой он умел к рассматриваемому им литературному произведению приплетать жгучие вопросы времени так, что не давал цензуре повода изловить его» [110].

К началу царствования Александра II политическая публицистика России прошла сквозь горнило предшествующих царствований, выдержала суровые испытания, наиболее жестким из которых была николаевская реакция. Публицистами были, каждый по-своему, Пушкин и Гоголь, Чаадаев и Белинский, Герцен и Огарев, Станкевич и братья Аксаковы, Грановский и Тургенев, Некрасов и Достоевский… Вероятно, неправильно ставить эти имена в один ряд — все они принадлежат очень разным и по-разному талантливым людям. Разные у них и судьбы. Не всем довелось пережить николаевские времена, перейдя из одной эпохи в другую.

Стремление покончить с прошлым, прийти к новым ценностям через нравственное очищение и покаяние в прежних грехах — пожалуй, один из главных мотивов литературы и публицистики нового времени. «Морской сборник», патронировавшийся братом императора великим князем Константином Николаевичем, — одно из первых изданий, где открыто, в публицистической форме прозвучал протест против лжи и фальши, «на которой держится вся российская цивилизация. Она только по имени христианская, а по своим проявлениям истинно языческая» [111].

Единственно возможной и верной линией поведения для нового монарха было самому инициировать трудный процесс покаяния и примирения. Общество, долгое время пребывавшее в состоянии застоя, нуждалось в том, чтобы открыто высказаться о недавнем прошлом. Александр II с момента вступления на трон приложил немало усилий к тому, чтобы привлечь на свою сторону либерально настроенных публицистов, общественных деятелей, представителей науки, искусства и литературы, сделать их союзниками своей политики. Привлекательными были цели, которые ставило перед собой новое царствование. Были предприняты невиданные ранее шаги в сторону либерально-реформаторских преобразований. Проявлялась решимость дать отечественной литературе более широкий простор, допустив ее в законных пределах к обсуждению общественных и государственных вопросов и самих мероприятий правительства. Перемены в сфере внутренней и внешней политики, ослабление цензурного гнета, «расширение свободы мысли и слова» с энтузиазмом восприняли широкие общественные круги. Научную и художественную интеллигенцию охватило редкостное единодушие — появилась возможность открыто обращаться к власти. Характерным явлением того времени стали многочисленные собрания и встречи в Петербурге, Москве, в провинции, на которых, обычно за обедом, иногда с участием императора или членов императорской семьи, происходило чтение адресов, произносились патетические речи.