Горбун

Горбун настороженно поглядывал на меня.

— Нет или почти нет. Но меня удивляют ваши взгляды, ведь в Советском Союзе религия была не в почёте, не правда ли?

— Зато в СНГ баню не откроют, предварительно её не освятив. Не так давно хотели освятить зоопарк, но не знаю, что их этого вышло. Кажется, одержимый дьяволом крокодил кого-то укусил.

— Вы, конечно, православная?

— Разумеется. Меня моя прабабушка крестила собственноручно.

— Прабабушка?

— Мама рассказывала, что церемония была проведена по всем правилам. С миром и молитвами. Моя прабабушка была дочерью священника и замуж вышла за священника, поэтому не могла смириться с тем, что мама не хочет меня крестить.

— И окрестила сама? — рассмеялся Дружинин.

— Именно. Это было во Владимире, когда мама приехала к ней погостить. Моего брата крестили тоже во Владимире и тоже дома, но провести обряд бабушка пригласила священника.

— У вас есть брат? — спросил горбун.

— Был, но пять лет назад не стало. После Чернобыля у многих кого-то не стало. Даже в Москве, хоть это очень далеко от места катастрофы.

Не знаю, какое чувство возникло у Дружинина после моих слов, а я вдруг отчётливо осознала, в каких непохожих мирах могут жить два человека. Мне пришлось вплотную соприкоснуться с Чернобыльским взрывом, а для него это очень страшная, но далёкая трагедия. Мне приходится постоянно думать об экономии, а он даже представить не может, по какой причине я не несу часы и многое другое в ремонт. У нас в Москве килограмм масла стоит треть моего месячного оклада и нужно иметь большую находчивость, чтобы так распределить мою зарплату и мамину пенсию, чтобы хватило на еду и проезд и как-нибудь выгадать деньги на театр и книгу. Его подобные заботы никогда не посещали. Конечно, и у него должны быть свои трудности, потому что уродство остаётся бедой для человека в любой, даже самой процветающей стране, однако как же отличается его горе от горя таких же людей у нас. Он лишился родителей, но оказался не в детском доме, который для ребят хуже тюрьмы, а под крылышком у дяди, позаботившимся о его воспитании и образовании. А у нас родители вынуждены отказываться от здоровых детей, потому что не могут их прокормить. Вон какой он сильный, а Ларс говорил, что его вынули из машины совершенно изувеченного. Попади он в автомобильную катастрофу у нас, особенно сейчас, он, может, был бы уже в могиле, потому что в больницах нет медикаментов. В лучшем случае, он ездил бы в инвалидной коляске, если бы сумел её купить. А в Англии его вылечили и поставили на ноги. Да, мы живём в двух разных мирах, в двух измерениях, и Дружинину никогда не понять наших российских трудностей. Я ощутила даже чувство какого-то мрачного превосходства над ним, таким благополучным и изнеженным. Попади он в жёсткие условия нашей действительности, он бы, скорее всего, не выжил, бедняга. Вероятно, такое же чувство испытывала бы какая-нибудь продрогшая на морозе сосна, наблюдая за растениями в теплице.

— Вы думаете о брате? — прервал молчание горбун.

— Я о нём никогда не забываю, — ответила я. — Но сейчас я думала о другом… Сколько раз вы к нам приезжали?

— Семь раз.

— Счастливое число. Вам у нас нравится?

Мне показалось, что ему было неприятно подчёркивание его положения гостя в нашей стране.

— Иначе бы я не приезжал, — сдержанно ответил он.

— Вы мне расскажете о своих впечатлениях?

— В другой раз, а то Ларс не может выдержать одиночества.

Горбун с отвращением взглянул на направляющегося к нам писателя.

Подойдя, датчанин спросил:

— Нашли свою собаку?

— Ищем, — ответила я.

Кто ищет, тот всегда найдёт. Есть в этом высказывании что-то роковое. Когда я раздвинула крапиву под очередным кустом, среди зелёных побегов показалось что-то очень знакомое.

— Смотрите! — воскликнула я.

Передо мной лежала мёртвая собака, та самая, которая утром проявляла такое настойчивое желание проникнуть в сад.

— Что с ней? Отчего она умерла?

Выразительные глаза горбуна расширились, но он лишь мрачно покачал головой, а датчанин побледнел, причём ничего другого я и не ожидала от слабонервного писателя.

— Может, она была стара или больна? — предположил Ларс. — Как нам теперь объясняться с её хозяйкой? Ирина! Ирина, иди сюда!

Вышедшая звать нас к столу Ира растерялась, увидев несчастное животное.

— Что нам с ней теперь делать? — спросила она. — Я ни за что не пойду к этой старой ведьме. Она решит, что я чем-то ударила её собаку или отравила.

У горбуна странно сверкнули глаза, но он сказал лишь, что готов подтвердить непричастность Иры к смерти собаки.

— Нет-нет, — качала головой моя подруга. — Закопайте её где-нибудь. Пусть эта старая песочница думает, что собака убежала или попала под машину, но не вмешивает в это дело меня. Я не хочу лишних разговоров.

— Я вывезу её на машине, — предложил горбун.

— Можно закопать где-нибудь поблизости, — возразил Ларс. — Давайте зароем её хотя бы в том углу. Там ничего не растёт.

— У меня? Ни за что! — упёрлась Ира. — Увозите её куда угодно, но меня оставьте в покое.