Горбун

— Можете вы теперь, трезво подумав и признав, что ключ служит для запирания дверей, ответить мне, из-за чего всё-таки возник переполох? Из-за того, что кто-то открыл дверь?

Я стойко выдержала взгляд горбуна.

— Да, из-за этого, — подтвердил он. — Из-за того, что кто-то открыл дверь, а вас нет уже три часа.

— Быть не может! — не поверила я и взглянула на часы. — Остановились.

— Забыли завести?

Невинный и естественный вопрос мог быть и намёком на общую рассеянность, а отсюда и на незапертую дверь, которую, как я с относительной точностью помнила, я запирала.

— Нет, не забыла, — твёрдо сказала я, снимая часы и встряхивая их.

Горбун с удивлением смотрел на моё бесцеремонное обращение с тонким механизмом, но пробудить их к жизни можно было лишь грубыми методами.

— Может быть, лучше сдать их в починку? — деликатно спросил Дружинин.

— В починку?!

Стоимость моих часов была намного меньше той суммы, которую потребуют теперь в часовой мастерской за то, чтобы вынуть механизм, подержать в спирте и, вложив обратно в корпус, встряхнуть. Но постороннему человеку знать о моих финансовых подсчётах было необязательно, поэтому я смягчила, как могла, свой невольный возглас.

— Их давно пора выкинуть, — горячо сказала я. — Мне нравится в них только браслет, а то бы я давно их заменила.

Горбун взял часы из моих рук и ловко открыл крышку.

— Их надо прочистить, — сказал он. — А так они ещё послужат.

— Конечно, послужат. Ещё внукам в наследство оставлю. Что-что, а часы у нас делают на совесть.

— И даже на экспорт, — добавил Дружинин, заметив на циферблате надпись "Сделано в СССР".

— У нас многое делается на экспорт, — гордо сообщила я.

"Жаль только, что для пользования внутри страны ничего хорошего не делается", — добавила я про себя.

— Здесь рядом мастерская, — заметил горбун. — Мы можем зайти по дороге.

— В другой раз, — отказалась я, забирая свои часы. — Приеду домой и зайду. У нас отличные мастера.

Само собой разумеется, что я не собиралась выполнять своё обещание, так как кроме недостатка средств, я ещё испытывала крайнее недоверие к часовым мастерским. После обращения туда даже в самые благополучные времена часы переставали ходить через неделю. Мне говорили, что существует практика замены хороших деталей на плохие, ну, примерно то же самое, как в телевизионных ателье, так что я, насколько возможно, избегала обращаться к разного рода мастерам.

Дружинин не стал настаивать и молча смотрел, как я застёгиваю замок на браслете.

— Когда я позвонил, Ирина очень волновалась, — сказал он. — Я вызвался разыскать вас.

— Так вы искали меня! — догадалась я. — А почему же прошли мимо?

Горбуна тут же очень заинтересовала машина, медленно проезжавшая по дороге. Он отвернулся и сквозь нежную молодую листву стал разглядывать дорогу. Внезапно лицо его напряглось, и я поспешила посмотреть, что он там увидел, но дорога была уже пуста, а Дружинин вновь повернулся ко мне. От его нахмуренного лица мне стало неуютно, и я чуть отодвинулась от него. Горбун взглянул на меня странными глазами, а в это время мимо куста прошли какие-то люди.

— Если Ира волнуется, надо поскорее вернуться, — заметила я, торопливо вставая. — Вы пойдёте со мной или останетесь?

— Как скажете, — пробормотал горбун, опуская голову. — Если я вам помешаю, не стесняйтесь, скажите.

Я почувствовала, что обижу его, если откажусь от его общества.

— Ни боже мой! — с живостью сказала я.

Дружинин встрепенулся и вопросительно взглянул на меня.

— Явно из классики.

— Когда же нет, — согласилась я.

— Это не из "Мёртвого озера". Что вы читаете?

— Отгадайте.

— Скажите что-нибудь ещё.

— "Какую я сегодня кулебяку ел, господа, просто объяденье!", "Бери пистолет, а то я убью тебя стулом", "Перед смертью попробуем спрятаться за печку".

Горбун рассмеялся.

— Островский. "Бешеные деньги", — определил он.

— Святая правда. Так мы идём или нет?

— Разве вам здесь не нравится? — спросил мой непостоянный спутник. — Зачем уходить?

— А говорят, что только женщины полны противоречий! — воскликнула я. — Вы же меня убить хотели за то, что я ненадолго задержалась, а теперь сами убеждаете остаться. Как это понимать, Леонид?

— Я не убеждаю, а предлагаю, — поправил меня горбун. — Здесь прекрасно, а десять минут роли не играют. Поговорим лучше об Островском. Я задумал перевести две-три его пьесы на датский, но не знаю, как к ним подступиться. "Ни боже мой", "когда же нет" любого переводчика сведут с ума.

— Интересно, как бы вы перевели выражение "стракулист чахлый"?

— Это не из "Бешеных денег", — возразил Дружинин.

— Вы помните пьесу наизусть?

— Нет, но всё равно там некому это сказать.

— Ваша правда, — сдалась я и села рядом с ним на скамейку. — Это из "Семейной картины".

— Не помню, — признался горбун. — А вы предпочитаете классику, Жанна? Почему?

— Хочется отвлечься от наших неурядиц, а не погружаться в них. А почему вы думаете, что я предпочитаю классику?

— По цитатам.

— Разве можно цитировать современные произведения? — улыбнулась я. — Мне бы тогда пришлось говорить, что я балдею от пейзажа и ловлю кайф в тени этого куста.