Горбун

Такое смирение показалось мне неестественным и даже подозрительным.

— Вы мне не слишком доверяете, — сказала я.

Леонид рассмеялся и крепче прижал меня к себе.

— Разве мог бы я оставаться спокойным, барышня, если бы не доверял вам?

— Если я вам расскажу, вы сумеете сохранить это в тайне?

— I'm not curious, — пробормотал Дружинин.

— Что?

Он вздрогнул.

— Когда вы выучите английский?

— Не через пять минут.

— Знаете, почему я убеждал вас его учить?

— Почему?

Он улыбался.

— Потому что со второй встречи понял, что когда-нибудь увезу вас в Англию.

— В Англию?

— В гости к моему дяде, — уточнил он.

Каким блаженством было выслушивать такие признания!

— Мне показалось, что тогда вы рады были бы от меня поскорее сбежать, — призналась я, — но остались из-за трупа в моей комнате.

— Нет, вы понравились мне сразу, едва я увидел вас впервые, — сказал Леонид. — Знали бы вы, какой у вас был вид, когда вы увидели нас с Мартином в гостиной! В вас было трудно не влюбиться. А на другой день я понял, что если когда-нибудь женюсь, то только на вас. Думаете, я вернулся только затем, чтобы сказать, что не нашёл Мартина? Но когда я заглянул в вашу тетрадь, я понял, что мы созданы друг для друга. Или тетрадь остаётся запретной темой?

— Возможно.

— Зато, заглянув в неё, я узнал, какое произвёл на вас впечатление.

— Какое?

Дружинин скосил на меня тёмные глаза и усмехнулся.

— Безотрадное.

— Вы не знаете, как сюжет развивался дальше, — возразила я. — Если бы знали, то не стали бы так говорить. Но вы не узнаете. А вообще, в тот день вы напомнили мне моего брата, тоже, кстати, Леонида и тоже Николаевича, особенно когда не пустили меня в комнату, где лежала убитая девушка. Но уж когда вы заговорили о Некрасове, вы меня покорили.

Дружинин смеялся.

— Не понимаю, почему вы так стыдитесь своего увлечения? — снова став серьёзным, сказал он. — Говорю вам, что мне очень понравилось начало вашей повести. Неужели мне никогда не будет позволено прочитать ваши работы?

— Вы уже имеете представление о том, как и о чём я пишу, — сказала я.

— По нескольким страницам? — огорчённо спросил он. — Как можно составить мнение, прочитав несколько страниц?

— А что вы сказали по-английски? — поинтересовалась я.

— Что я не любопытен.

— Не похоже, — усомнилась я.

— Потом вы в этом убедитесь, но пока придётся поверить на слово.

— Мне самой хочется рассказать вам о Ларсе, — призналась я.

Но Дружинин серьёзно возразил:

— Жанна, в жизни бывают обстоятельства, которые нельзя поставить человеку в вину, но рассказывать о которых бывает неприятно, о понять — нелегко. Если вы принуждаете себя рассказывать мне о них только потому, что считаете себя обязанной это сделать, то прошу вас не говорить. Я достаточно хорошо вас узнал и верю вам без объяснений. Меня гораздо больше интересуют ваши сочинения.

— В них полно недостатков, и вы это знаете лучше меня, — возразила я.

— Как я могу это определить по нескольким страницам? Если бы вы дали хоть одно законченное произведение… Но даже если вы не дадите ничего из уже написанного вами, я заставлю вас сочинить новое.

— И будете разыгрывать роль профессора Эмманюэля?

— Если это доставит вам удовольствие.

— И заодно, чтобы развить мой ум, будете учить меня математике? — хитро спросила я. — А, учитывая, что время не стоит на месте, то заодно сопромату и моей любимой начертательной геометрии?

— Здесь мы поменяемся местами, — покачал головой Леонид. — Я буду читать ваши работы, а вы — читать мне лекции по сопромату.

— Кое-что я давала читать Ларсу, — сказала я. — Как-то они с Нонной приезжали в Москву, и я попросила его дать профессиональную оценку моим… стараниям.

— Теперь я понимаю, почему вы так болезненно воспринимаете любое упоминание о ваших работах, — перебил меня Леонид. — Но мнению одного человека в таком вопросе верить нельзя и, кроме того, если неблагоприятная оценка, а которой, как я вижу, вы не сомневаетесь, не отбила у вас охоты к творчеству, значит, у вас должны быть к нему способности. А они у вас, судя по нескольким страницам, которые я прочитал, действительно, есть.

— Почему-то мужчины не могут придержать язык и дослушать историю до конца, — холодно сказала я. — Впрочем, если вы считаете, что узнали достаточно, я умолкаю.

— Думаю, что я узнал достаточно, — самонадеянно подтвердил Дружинин. — Но я с удовольствием вас послушаю. Извините, что перебил вас.

— В другой раз не извиню, но сейчас я хочу рассказать обо всём, чтобы больше к этому не возвращаться. Но сначала вам придётся дать слово, что никто, ни одна живая или мёртвая душа об этом не узнает.

— Клянусь жизнью, — торжественно сказал Леонид и весело улыбнулся, воспринимая происходящее, как игру.

— Не клянитесь вовсе. Пусть будет слово ваше: "да, да", "нет, нет", а что сверх этого, то от лукавого.

— Если вы вспомнили Евангелие, значит, дело серьёзное, — сказал Дружинин, но по его тону было ясно, что он лишь делает уступку. — Обещаю никому никогда не говорить о страшной тайне, которую я сейчас услышу.