Горбун

— Не буду, если вы скажете, во сколько вы придёте, — предупредила я, потому что сидеть целый день дома в ожидании его предполагаемого визита мне не хотелось.

— Вы куда-нибудь уходите? — догадался горбун.

— Просто хочу погулять, — объяснила я.

— Одна?

— Конечно.

— Вам не скучно?

Мне было очень скучно ходить по городу в одиночестве, настолько скучно, что это лишало прогулки всякой прелести.

— Бывает, — сдержанно призналась я.

— Можно составить вам компанию? — осторожно спросил Дружинин.

Мне было приятно, что у нас восстановились хорошие отношения и горбун не думает больше о злосчастном рисунке, так его обидевшем. К тому же скуки в его обществе можно было не опасаться, поэтому я ответила без малейших колебаний.

— Можно.

— Когда за вами заехать?

Я тоже всегда предпочитаю назначить срок, чтобы не томиться в ожидании.

— Утром, конечно, — сказала я.

— С зарёй в шестом часу?

— Шутить изволите? — испугалась я.

Горбун рассмеялся.

— Часов в восемь не будет поздно? — спросил он.

— Лучше в девять, — попросила я.

— Хорошо, в девять. Ирина ещё не вернулась?

— Нет ещё. Да вы скажите, что ей передать.

— Ничего не надо передавать. Пока её нет, соблюдайте, пожалуйста, осторожность. Никому не открывайте дверь, если постучат. Даже если вам покажется, что пришёл знакомый.

— Конечно, не открою, — успокоила я его. — И не надо меня учить правилам самозащиты: уж что-что, а преступность у нас в СНГ на самом высоком уровне.

На этом оптимистическом утверждении мы и закончили наш долгий разговор. Положив трубку на место, я ещё посидела у телефона, припоминая, не наговорила ли я слишком больших глупостей, но не пришла к определённому выводу. Чай, о котором я, наконец, вспомнила, конечно, совсем остыл, да мне и расхотелось пить. Одинокое пирожное на тарелке возбуждало аппетит, но я решительно отказалась от притязаний желудка, рассудив, что лучше мне лечь пораньше, чтобы не хотелось спать на прогулке, а не поедать вкусные вещи. Пожалуй, моё решение яснее всяких слов и убеждений доказало, что пребывание в Дании пошло мне на пользу, и я начинаю насыщаться сладостями.

Перед сном я долго возилась с замком, пытаясь поставить его на предохранитель, и, когда я уже отчаялась и решила бросить эту затею, предохранитель, наконец, сработал, а надёжно запертая дверь придаёт уверенность человеку, остающемуся одному в доме, где произошло убийство. Страха я не чувствовала, напротив, настроение было хорошим, сон — крепким и спокойным, а пробуждение — безмятежным. Наверное, подспудно меня очень мучило чувство вины перед горбуном за свой слишком реалистичный рисунок, потому что при мысли о том, что наши отношения наладились, мне становилось легко и отрадно. Встав, я прежде всего достала портрет, осмотрела во всех подробностях, но, не заметив ничего обидного для оригинала, снова спрятала между бумагами.

Пора было одеваться, да и перекусить не мешало бы, ибо вчера я обошлась без ужина, а тащить горбуна в кофе не хотелось по двум причинам. Прежде всего, потому что я предпочитала предоставить своему спутнику полную свободу действий, ехать туда, куда он захочет меня отвезти, смотреть то, что он решит мне показать, а не тянуть его в места, рекомендуемые путеводителем, тем самым сбивая его планы. Уж, наверное, он лучше знает, где приятнее всего побывать, поэтому не стоит с самого начала ошеломлять его известием, что я умираю от голода. Это во-первых. Вторая же причина, доставлявшая мне много проблем в жизни, могла быть рождена и взращена в единственной стране мира, а именно в СССР, и укреплена тоже в единственном в своём роде и неповторимом СНГ. Дело в том, что я испытывала болезненное стеснение перед чужими затратами на меня. Если я гуляла с подругами и знакомыми женского пола, то проблем не возникало, потому что каждый платил за себя, а за некоторых приходилось приплачивать мне или нам с мамой, что также не задевало нашу щепетильность, а те немногие молодые люди, с которыми мне доводилось куда-то идти, не отличались широтой души и так явно боялись переплатить, что достать кошелёк и заплатить за своё мороженое или кофе самой было лёгким и естественным делом. С горбуном этот номер вряд ли пройдёт, и моя привычка платить за себя могла неприятно его удивить. С другой стороны, я его совсем не знала и могла ошибаться, приписывая ему щедрость, поэтому, если я спокойно буду воспринимать то, что он за меня платит, это ему может не понравиться. Да и вообще, кто разберёт этих иностранцев? Откуда я знаю, что у них принято, а что нет? Лучше уж позавтракать сразу, а на прогулке сделать вид, что забыла об обеде.

Я направилась было на кухню, чтобы поставить чайник, но в то же время мне послышалась какая-то возня за дверью, а вслед за этим раздался звонок. Если приехал горбун, то он слишком поспешил и наказал самого себя ожиданием за дверью, потому что я бродила по квартире в ночной рубашке и впустить его не могла.

— Кто там? — спросила я.

— Это я, Ларс Якобсен, — после продолжительного молчания глухо прозвучало за дверью.

— Что случилось, Ларс? — испугалась я. — Что-нибудь с Нонной?