Горбун

Горбун промолчал. Я растерянно оглянулась на него, но он был совершенно спокоен, на меня не смотрел и что-то говорил Марте, причём девочка весело смеялась в ответ.

Ханс молча передал портрет брату. Петер сначала поднял брови, потом присмотрелся внимательнее, долго рассматривал изображение, сравнивая с оригиналом, покачал головой и что-то сказал.

— Что он говорит? — шёпотом спросила я у Иры.

— Что он удивлён, — ответила она тоже шёпотом.

Было от чего придти в отчаяние. Я ещё раз взглянула на рисунок, но не обнаружила в нём ничего особенного. Горбун был на нём как живой, не хуже и, как я теперь поняла, не лучше, чем в действительности.

— Ничего не могу разобрать, — призналась я. — Завтра увижу недостатки, а сейчас не вижу.

Я села на диван, всё ещё держа рисунок в руке, а Марта перебралась ко мне, завладела портретом, рассмотрела его во всех подробностях и что-то сказала, от чего горбун сделал вид, что смотрит в окно, а Ханс шикнул на девочку.

— Давайте выпьем чай, — предложила Нонна. — Я его давно включила, боюсь, что уже остыл.

Она быстро внесла чайник и стала разливать чай.

— Был бы рад остаться, но должен идти, — сказал горбун. — Мне ещё нужно заехать к редактору. До свидания. Спасибо за рисунок, Жанна, он мне очень понравился.

Этому я не поверила, тем более, что он не выразил желания взять его с собой.

— До свидания, Леонид, — попрощалась я, причём так старалась скрыть неуверенность, что мой голос прозвучал на удивление спокойно и даже весело. — Заходите почаще.

— Как-нибудь зайду, — сдержанно ответил горбун, не глядя на меня.

Когда его машина отъехала, все обернулись ко мне.

— С ума сошла? — осведомилась Нонна. — Зачем ты его нарисовала таким… Это же оскорбительно!

— Да, он еле сдержался, чтобы не уйти сразу же, — подтвердил Ларс. — Вы специально решили его поддеть?

Ира пожала плечами.

— Ну и хорошо, что так получилось, — сказала она. — Пусть помнит о своей внешности.

Я была так огорчена, что не нашла в себе сил даже оправдываться.

Петер о чём-то заговорил, и Ларс с Ирой вновь занялись исследованием моего рисунка.

— Что там опять? — устало спросила я.

— Петер говорит, что у Леонида очень добрые глаза, а внимание он на это обратил, только увидев портрет.

— Вы ему польстили, Жанна, а он этого не оценил, — соболезнующим тоном сказал Ларс.

Нонна заинтересовалась рисунком.

— Да, действительно. — согласилась она. — Но зачем ты нарисовала эти рубцы?

— Куда я их дену? — огрызнулась я. — Кстати, откуда они у него?

— С детства, — ответил Ларс. — Он попал в аварию чуть ли не в младенчестве, и только чудом выжил. Родители погибли, а его, совершенно изувеченного, извлекли из-под обломков. Его вылечили, но он остался уродом.

— А кто его вырастил? — заинтересовалась я.

— Дядя по материнской линии. Англичанин.

— Значит, у него мать англичанка? — спросила я.

— Англичанка.

— А отец точно русский? — недоверчиво поинтересовалась я.

— Русский.

Я соображала.

— Если его вырастил англичанин, то откуда же он знает русский язык? — не понимала я.

— А откуда я знаю русский язык? — спросил Ларс. — Выучил, вот и знает.

Я, конечно, не стала указывать Ларсу на то, что его акцент сразу выдаёт иностранца, а Леонид говорит, как настоящий россиянин, и ему ведомы все тонкости нашего сложного языка.

Мне предоставили достаточно пищи для размышлений, и эту ночь я спала плохо, вновь и вновь переживая и общее впечатление от моего рисунка и последующие разговоры. Утром я первым делом бросилась к портрету. Теперь, когда забылся сам процесс творчества и восприятию изображения не мешали раздумья о живом лице, я уже могла попытаться понять, в чём моя ошибка. Лучше было бы подождать несколько дней, но у меня не хватало терпения. Я с опаской поглядела на рисунок и должна была признать, что прежде всего он бил по нервам слишком выразительным изображением неправильных черт лица и лишь потом читались чувства, спрятанные за этими чертами. Мне, создателю портрета, легче было проследить изгиб бровей, форму рта, взгляд, а от стороннего зрителя требовались прежде всего выдержка и терпение.

— Любуешься? — усмехнулась Ира, неслышно войдя в комнату. — Вот не ожидала, что ты его так крепко съездишь по морде! Я еле удержалась, чтобы тут же при нём не пожать тебе руку. Это было великолепно!

Я не решилась даже оправдываться. Грубая прямота Иры яснее, чем укоры Нонны, показали мне, до какой степени я обидела и без того несчастного человека.

— Хансен не звонил? — уныло спросила я, чтобы переменить тему.

Ира оживилась.

— Вот что я придумала, — деловито сказала она. — Тебе надо его увлечь!

— Такое могла придумать только ты, — заметила я.

— Но ведь он тебе нравится? Нравится? Признайся.

— Он мне нравится, но я в него не влюблена, — ответила я.

— Этого и не требуется. Главное, что он тебе не противен, а остальное приложится. Я заметила, что он считает тебя интересной девушкой, поэтому остаётся совсем малое. Ну, Жанночка, сделай это для меня!

— Что сделать?

— Пусть он в тебя влюбится.

— Мне-то к чему его любовь? — возражала я, уже воображая приятное зрелище красавца-полицейского, склонившегося к моим ногам.