Горбовский

– Лёва, Лёва… – Марина содрогалась от волны ужаса и жалости, захлестнувшей ее. – Лёва, мой бедный Лёва…

Пришлось успокаивать ее несколько минут, уговаривая и гладя по спине. Марина отстранилась ото Льва, посмотрела ему в глаза строго и прямо, словно только что ее посетила такая необычайная мысль, что удерживать ее в себе было просто невозможно.

– Как ты мог, Лев, как ты мог? А если бы твоя рука не дрогнула? Я вообще не могу в это поверить, не могу. Ты – идеал силы духа в моих глазах. Ты, человек со стальным характером, привыкший подминать жизнь под себя… я отказываюсь верить! Горбовский, гроза и страх студентов, самый талантливый ученый, которого я знаю, самый непреклонный человек… Даже когда я ненавидела тебя, я восхищалась тобой как вирусологом! Восхищалась твоим интеллектом, твоими знаниями. Я читала твой дневник наблюдений, из архива, одиннадцатилетней давности, и это чувство лишь возрастало. Да, я не переносила тебя, как и многие, однако не слепо. Презрение к человеку, но – светлые чувства к специалисту. А после того случая, когда ты единственный пошел спасать меня… Ты не знаешь, что я ощущала, стоя у той двери, в тупике. Я была на 200% уверена, что это КОНЕЦ, понимаешь? А после, когда мы вместе выносили пса в твоем халате, и когда обнаружили Гектора, и особенно – когда отмывали помещение от крови, я… испытывала такой переворот в сознании, находясь рядом с тобой! Я увидела, каким ты можешь быть. Точнее, какой ты есть на самом деле. Мне открылась твоя истинная суть, которая заслуживает всяческого уважения, даже поклонения, восхищения. Я тогда яснее ясного поняла, почему Гордеев без устали повторял мне, что ты – хороший человек, несмотря на твое поведение, характер, привычки, манеры. Ты стал моим героем. Я готова была броситься тебе в ноги и умолять о приказах.

– Неожиданное признание, – помолчав, произнес Горбовский. – Я и сам радикально поменял отношение к тебе после того случая. Не думал, не мог и предположить, что ты окажешься такой… Не струсила, не побрезговала кровью, не вела себя как идиотка. Стала молча помогать мне, и в тот момент я впервые ощутил некое единение между нами. Это казалось невозможным, ведь я терпеть тебя не мог. Пусть на тот момент уже не так сильно, как в самом начале. Когда я пришел отдавать тебе папку, я уже понимал – моя ненависть почти иссякла. Думаю, ты помнишь, как я себя вел. Как мямля. Я, кажется, сбился с мысли.

Они взглянули друг на друга и чуть улыбнулись.

– Лева, я люблю тебя. Представить себе не могу, какие муки ты перенес. Ты, несомненно, имел право вести себя так, как только тебе угодно. А я-то считала, что ничто не может оправдать тебя… Как я была глупа.

– Знаешь, Алена и Кирилл все эти годы снились мне в одном и том же кошмаре. Но когда мы с тобой стали сближаться, кошмар изменился. А потом исчез. Насовсем.

Марина замерла.

– Постой, – она поднялась, и выражение ее лица стало крайне озадаченным. – Сиди здесь.

– Марин, куда ты? – с беспокойством спросил Лев, предчувствуя нечто нехорошее.

Но Спицына уже была в коридоре, смотрела на фотографию, закрыв рот ладонью и выкатив глаза.

– Невозможно!

Она вернулась на кухню и села на прежнее место. Вид у нее был крайне ошарашенный, и Лев обеспокоенно взял ее за плечи, стараясь заглянуть ей в глаза.

– Марин?

– Послушай, это похоже на бред, но послушай. Не так давно мне приснился сон, и я почти уверена, что там были твои близкие.

– Не может быть.

– Серьезно.

– Но ты их никогда не видела.

– В этом все и дело. Ту ночь мне так плохо спалось, я бредила, постоянно находясь на грани реальности и сна. Это было накануне того утра, когда мы встретились у входа в НИИ, и ты открыл мне дверь. Я только сейчас, взглянув на них еще раз, поняла, что там, во сне, это были именно они…

– Стой! Говори, что тебе снилось, – у Льва застыло сердце.

Марина прищурилась, глядя в только ей видимую даль.

– Я уже плохо помню, но там… там точно был вертолет.

– Ты уверена? – спросил Горбовский изменившимся голосом.

– Абсолютно. И знаешь, что еще? Их убили. Расстреляли с вертолета. Я вспомнила. Я стояла поодаль, наблюдала. Не могла шевельнуться.

– Ты не помнишь, где это все происходило?

– В каком-то… поле, что ли. Вокруг ничего больше не было. Трава. Небо. Все.

Горбовский в бессилии откинулся на спинку стула, прикрыв глаза рукой. Марина догадалась.

– Лёва? Тебе снилось то же самое? – почти шепотом спросила она.

– Марин. Во время той эпидемии по городу каждый день ездили танки и бронетранспортеры. Военные собирали трупы прямо с улиц, закидывая их, как мусор, в кузов грузовиков. Вертолеты тоже не были редкостью. На них прилетали военные врачи в биокостюмах, забирали безнадежно больных. Такой вертолет забрал Алену и Кирилла. Все эти годы мне снилось, что я и мои близкие находимся в поле, затем прилетает вертолет и расстреливает их, а я, сколько бы ни бежал к ним, не мог приблизиться, и сколько бы ни кричал им, они меня не слышали. Все эти годы сон не позволял моему чувству вины хоть немного ослабнуть… Он каждую ночь напоминал мне о случившемся.