Горбовский

– Ну, уж ничего подобного.

– Ты любишь людей, Лев.

– Кто сказал тебе такое?

– Надо быть дураком, чтобы этого не заметить. Ты всеми силами это скрываешь, но правда всегда оказывается на поверхности. Ты любишь людей, Лёва. Иначе ты не был бы вирусологом. Наше призвание – спасать жизни, когда бессильны даже врачи.

– Смотри, вот мы и подошли, – Горбовский, как всегда, ловко увернулся от ответа с помощью обстоятельств.

– Вечно ты выкрутишься, – прищурилась Марина.

Когда все погрузились, автобусы отвезли ученых в их родной НИИ. Стивенсоны уехали на своем автомобиле – шоколадном пикапе «Dodge Heavy Duty». Айзек и Броуди тепло распрощались с бывшими коллегами своего сына и брата. Раз в несколько месяцев они планировали прилетать в Россию, чтобы навещать Гектора. Айзек не мог бросить свою огромную ферму, да и без Броуди там, за границей, не могли обойтись долгое время.

– С любой потерей приходится мириться, – произнес старший Стивенсон напоследок. – Мы должны вернуться к тем, кому мы необходимы.

Марине врезались в память эти простые и в то же время такие мудрые слова. Она была рада, что у родственников погибшего действительно найдется мужество смириться с этой тяжелой потерей. Она знала, что у нее бы такой силы не нашлось, и боялась даже допустить мысль о том, что лишится Льва. Ведь он стал самым родным ей человеком на всем свете. Как и она ему. И если у Марины еще оставались отец и тетя, то у Горбовского не было вообще никого.

По прибытии в НИИ все, не сговариваясь, направились в столовую. Только Тойво уехал домой, потому что плохо себя чувствовал. После напряженного и морально тяжелого утра многих одолел голод, едва они вернулись в приветливые и родные, как дома, стены лаборатории. Вирусологи сдвинули два стола вместе, чтобы не пришлось тесниться, взяли побольше еды – макароны с котлетой, гречка с сосиской, пюре с рыбой, – все как в старых советских столовых. И, разумеется, компот и черный хлеб.

– К вам можно?

Все подняли головы, продолжая жевать. Это был Крамарь с синим подносом в руках.

– Садись, Сергей Иваныч, – Юрек Андреевич сделал широкий пригласительный жест.

Крамарь сел напротив Горбовского и Марины и взялся за ложку.

– Всем приятного аппетита. Все так проголодались после того, как вернулись…

– Организм восстанавливает силы после стресса. А как иначе, – сказал Гордеев.

– Любое упоминание о конечности жизни приводит к тому, что мы спешим пожить и насладиться всем, чем имеем возможность, – произнес Гаев.

Все посмотрели на него.

– Считаешь, мы все испугались, вспомнив, что тоже смертны? – спросил Крамарь.

– Именно. И этот импульс заставил нас испытать в усиленной форме все чувства, присущие именно живому организму. Например, голод. Прилив энергии. Повышенная эмоциональность. Разве вы сами не ощущаете, как захотелось жить? Ценить все то, что имеем. Взглянуть на все заново.

Почему-то от этих слов Марина и Лев смутились.

– Обыкновенная психология, – вклинился Гордеев. – Азы. Этим уже никого не удивишь, так устроен человек. А людям свойственно ценить жизнь хотя бы по своей природе.

– А кроме природы? – спросила Спицына.

Все посмотрели на нее и с готовностью отложили вилки и ложки в сторону.

– Что ты имеешь в виду? – ехидно прищурился Гордей.

– Очевидно, то, что человек – существо не только лишь биологическое, – весомо заметил Юрек Андреевич. – Я прав, Марина Леонидовна?

– Как и всегда, – кивнула Спицына. – Я намекаю на духовно-нравственную сферу жизни человека.

– В контексте смерти? – быстро уточнил Гаев, пока его никто не перебил.

– Работает только инстинкт самосохранения, или что-то еще?

– Элементарно! Привязанность к этому миру, к родным и близким.

– Нет. Нечто индивидуальное.

– Вне связи с социумом?

– Чтобы не касалось никого другого?

– Чтобы было личным?

– Да, – ответила Марина на поток уточнений, хлынувший от коллег.

– Такого нет, – уверенно заявил Гордеев и махнул рукой. – Кто считает иначе?

– Верующие, – хмыкнул Крамарь. – Спасение души.

– И опять – эгоизм! Сплошной эгоизм!

– Нет, подожди, Гордей. Эгоизм ли это или забота о будущем? Во имя сохранения своей чести и безгрешности. Спасать свою душу и спасать свое тело – не одно и то же.

– Согласен, – вставил Пшежень. – Это не имеет ничего общего с инстинктом самосохранения.

– Так-так, хорошо. Товарищи ученые, а кто из вас верит в бога?

– Надо полагать, что ты, Саша, не веришь.

– Не хочу никого обидеть, Юрек Андреевич, а в меньшей степени Вас и Льва Семеновича, но мне видится, что верить в некого «бога» может только человек с недостатком естественнонаучных знаний. Те, кто понимают устройство мира яснее остальных – физики, химики, мы с вами – не могут так глупо обманываться религиозно-идеологической ловушкой для масс. Это ведь манипуляция, это же… Я никого не обидел? Верит кто-нибудь здесь или нет?

– Я придерживаюсь мнения агностиков, – заявила Марина.