Горби. Крах советской империи

Общественность Москвы была ошеломлена. Неужели правда, что Ельцина могут снять? Если да, то как это увязать с уверениями Горбачева в верности перестройке? На официальных праздничных мероприятиях Ельцин появился вместе с остальными руководителями, однако в их обычных разговорах участия не принимал.

На приеме для дипломатического корпуса в Кремле, где члены Политбюро и Секретариата партии собирались в одном конце зала, отдельно от остальных гостей, я пристально всматривался в эту группу, стараясь хоть что-то понять: в те годы и речи не могло идти о частной, неофициальной беседе с «руководством». Ельцин стоял несколько в стороне от коллег по Политбюро со сконфуженной улыбкой на лице и время от времени переминался с ноги на ногу – совсем как наказанный учителем школьник. Заметив меня, он демонстративно помахал рукой и расцвел ребячливой улыбкой, однако не сделал никакой попытки приблизиться и поговорить. Я его всецело понимал. Если он попал в такую беду, какую приписывали слухи, то меньше всего нуждался в приватном разговоре с американским послом.

Два дня спустя донесся слух, будто Ельцин серьезно болен (некоторые утверждали, что он перенес инфаркт), однако гласность еще не созрела до того, чтобы прессе позволялось сообщить о том, что произошло. Наконец, 13 ноября «Правда» официально подтвердила, что Ельцин освобожден от должности руководителя московского партийного комитета. Отчет о пленуме был составлен так, что все могли ознакомиться с обвинениями Горбачева наряду с почти бессвязными, но самобичующими ответами Ельцина.

Впоследствии Ельцин утверждал, что Горбачев, настаивая на участии в пленуме, вызвал его из больницы. Врачи Ельцина, ранее запрещавшие ему подниматься с больничной постели, по приказу Горбачева накачали его болеутоляющими лекарствами и отправили на заседание. В таком состоянии он едва соображал, о чем говорит.

По словам Ельцина, Горбачев безапелляционно заявил, что больше никогда не позволит ему играть активную роль в политике. Впрочем, в полное политическое небытие Горбачев Ельцина все же не отправил. Демонстраций или маршей протеста, положим, не было, и все же значительная часть общественности, особенно в Москве, сверяла реформы по Ельцину. Когда его вывели из руководства, в газеты хлынул поток протестующих писем. Читателей не удостоили даже намека на это, зато Горбачеву доложили как положено. Сделайся Ельцин жертвой, было бы трудно убедить население в том, что Горбачев верит собственным словам о перестройке. Так что Ельцину был подыскан респектабельный, но не наделяющий никакой властью пост.

* * *

Мы сидели за обеденным столом в домашней студии известного грузинского художника Зураба Церетели, когда сообщили о назначении Ельцина. Едва прозвучали слова, что будет передано сообщение, как гости сгрудились у телевизора с тем же, видимо, чувством ожидания, с каким американцы бросили бы изысканное застолье, дабы посмотреть наиболее острые моменты финальных матчей седьмой серии на первенство мира.

Когда диктор зачитал официальное сообщение о назначении Бориса Ельцина первым заместителем председателя Государственного комитета по строительству в ранге министра, гости молча переглянулись, на лицах их отразилась странная смесь облегчения и разочарования: облегчения – Ельцин хоть что-то получил, разочарования – это не оказалось чем-то посущественнее. После паузы один из гостей, поморщившись, произнес: «Ранг министра. Полагаю, могло быть и хуже».

Да, могло бы быть хуже. Однако в сознании и моих сотрапезников в тот вечер, и множества советских людей по всей стране невысказанным засел вопрос: почему Ельцин выведен из высшего партийного руководства? Что плохого в том, что он делал, если руководство намеревалось, как оно заявляло, проводить политическую реформу?

«Правые» делают выпад

Обойдя в маневре Ельцина (не без помощи со стороны Ельцина), те, кто склонялся к свертыванию сущностных политических реформ, увидели для себя возможность взять верх. В марте 1988 года и Горбачев и Александр Яковлев запланировали поездки за рубеж: Горбачев в Югославию, Яковлев в Монголию. Лигачев временно оказался во главе Секретариата партии, по-прежнему отвечавшего за надзор над прессой. Неожиданно ежедневная газета «Советская Россия», одиозно известная своими тесными связями с «консервативными» элементами в партии, опубликовала статью, от которой у реформаторов кровь застыла в жилах.

Статья (по виду «письмо» от ленинградской преподавательницы Нины Андреевой) заняла целую газетную полосу и была напичкана всеми возможными обвинениями и инсинуациями, типичными для худших времен сталинизма.

Как только письмо было опубликовано, партийные организации в ряде городов и областей дали указание его «изучать». Особое рвение в этом отношении проявила ленинградская парторганизация.

Такая реакция выказывала все обычные признаки координации, и многие восприняли их как знак веропослушникам партии: им будет на кого положиться, если они пожелают отстаивать консервативные взгляды во время намеченной на лето партийной конференции.