Как только группа разработала обращение к народу, они решили отправиться в Белый Дом. Они понимали, что дачи поставлены под наблюдение КГБ и что их могут в любой момент арестовать, но не были уверены, какие приказы получили силы безопасности. Отряд «Альфа», направленный на рассвете к даче Ельцина, судя по всему, получил приказ только держать дачу под наблюдением. Поэтому бойцы «Альфы» только проследили, как Ельцин и другие «русские» чиновники выехали из дачного поселка в город.
Около десяти утра они приехали в Белый Дом, обнародовали обращение и развили бурную деятельность. Хасбулатов созвал президиум Верховного Совета РСФСР, а Ельцин встретился с иностранными дипломатами. Вскоре после полудня, когда выяснилось, что танки Таманской дивизии, подошедшие к Белому Дому, не собираются стрелять (им было просто приказано занять позицию возле Белого Дома), Ельцин спустился вниз, поговорил с танкистами, затем взобрался на один из танков.
Большая часть советских средств массовой информации была недоступна для российских лидеров, но это оказалось не таким серьезным препятствием, поскольку появились другие альтернативы. Все их заявления были почти тотчас переданы независимым агенстством Интерфакс, как и иностранными корреспондентами. Телефоны, как и телевизоры, работали. Хотя ТАСС и Останкино, контролируемое Кравченко, не передавало отчетов о заявлениях российских руководителей (и вообще какую-либо критику переворота), граждане могли слушать передачи иностранного радио, которое подробно сообщало обо всем. Даже Горбачев, находившийся под домашним арестом в Крыму, узнавал о том, что происходит, из передач Би-би-си, «Голоса Америки» и «Радио Свобода».
Российское правительство призвало к всеобщей забастовке, но сначала на этот призыв, казалось, не обратили внимания. Однако все больше и больше народа прибывало к Белому Дому. В полдень толпа составляла всего две-три тысячи человек, а к вечеру она разрослась до десятков тысяч. Ко второй половине дня в Кремль стали поступать сообщения, что шахтеры Кузнецка объявили забастовку… Павлов позвонил Язову и потребовал, чтобы армия арестовала их, но Язов ничего не предпринял. Впоследствии он скажет следователю, что счел Павлова пьяным. И действительно, проведя днем 19 августа совещание кабинета министров, Павлов уехал к себе на дачу и затем на всем протяжении переворота не давал о себе знать.
Если правительства трех прибалтийских республик и Молдавии немедленно осудили переворот, то Каримов в Узбекистане и Дементей в Белоруссии поддержали Комитет по чрезвычайному положению. Остальные поначалу колебались, но во вторник утром, 20 августа, глава Казахстана Назарбаев и глава Украины Кравчук заявили, что считают захват власти незаконным. Однако украинская компартия поддержала указ Комитета по чрезвычайному положению.
Ельцин и его коллеги провели две страшные ночи в Белом Доме, не будучи уверены, останутся они живы или нет. Но глядя назад, можно сказать, что судьба попытки сбросить Горбачева решилась в течение четырнадцати-пятнадцати часов после первого публичного заявления заговорщиков, когда они не сумели сразу арестовать Ельцина, который затем публично бросил им вызов; многие военные подразделения отказались использовать силу против собственного народа, на улицах крупных городов росло число демонстрантов, и увенчала все это вечером пресс-конференция, созванная лидерами переворота.
Перед журналистами предстали Янаев, Пуго, Бакланов, Стародубцев и Кизяков. Судя по всему, Крючков и Язов решили держаться в стороне, чтобы подчеркнуть гражданский характер хунты. Тем не менее пресс-конференция оказалась полным провалом. Все лидеры переворота выглядели испуганными, а у Янаева тряслись руки. Вид у него был извиняющийся, и он все повторял, что их правление – временное и они надеются, что Горбачев вскоре вернется на свое место. Янаев уклонился от ответа на вопрос, чем болен Горбачев, сказав лишь: «Он сейчас отдыхает и лечится».
По мере того, как шло время, вопросы становились все менее и менее уважительными, даже наглыми. Татьяна Малкина из «Независимой газеты» спросила, отдают ли они себе отчет в том, что совершили переворот.
Корреспондент «Коррьере делла сера» спросил, советовались ли они с генералом Пиночетом, и, наконец, Александр Бовин, похожий размерами на Альфреда Хитчкока, спросил Стародубцева, с которым они вместе учились в школе и были на «ты»: «Как ты-то очутился в этой компании?»
Наш сын Дэвид во время путча путешествовал с женой по Якутии, собирая материал для книги о природе Сибири. Они потом рассказали нам, как их советские знакомые сначала испугались последствий ухода Горбачева, а потом с удивлением и облегчением смеялись, глядя на передававшуюся по телевидению пресс-конференцию Комитета по чрезвычайному положению. Они увидели не уверенных в себе руководителей и не громил, а обороняющихся чиновников, испуганных тем, что они натворили.