Горбачев. Его жизнь и время

Советское сельское хозяйство обычно оказывалось “политическим кладбищем” для тех, кому поручали им руководить[533]. Сам Горбачев часто увольнял нижестоящих чиновников (по его признанию, “пощады ждать не приходилось”), не справлявшихся с планом заготовок[534]. Однако его не только не обвинили в катастрофических недостачах 1979 года – его даже повысили. Более высокий чин придавал ему больше веса во взаимодействии с нижестоящими чиновниками. Андропов понимал, что в бедах советского сельского хозяйства не может быть виноват один-единственный человек, и видел, что Горбачев лучше многих других. Заготовка зерна в СССР никогда не была “обычным” делом, вспоминал Горбачев. Всякий раз устраивалось нечто вроде “всенародной битвы за хлеб” – “в ход шла жесткая машина выжимания, выгребания, вытряхивания зерна из каждого совхоза и колхоза”. Вместо того чтобы получать награды, “колхозы и совхозы, полностью выполнившие план заготовок, не могли распорядиться оставшимся зерном – оно ‘выбиралось’ для покрытия недостачи в других хозяйствах”. “Порой доходило до глупости”: чтобы пшеницу выращивали в менее благоприятных северных краях, государство закупало ее там за более высокую цену, чем в плодородных южных областях. Местные руководители устраивали бешеную гонку за результатами, чтобы получить желанные награды и повышения, и при этом иногда крали зерно из государственных запасов, чтобы увеличить общие показатели своего района. Немалая часть урожая просто гнила из-за нехватки хранилищ, техники, транспорта. “Таков был заготовительный ажиотаж, в котором я сам участвовал на протяжении многих лет – и в Ставрополе, и уже работая в Москве”, – признавался Горбачев. В столице на него с первых дней “обрушился поток просьб и ходатаев”: чиновники всех уровней просили о “выделении фондов” и “оказании помощи”. Коррупция принимала самые разнообразные формы: “помимо вульгарной взятки, подношений и подарков существовали и более ‘тонкие’ – взаимная поддержка и мелкие личные услуги различного свойства, совместные пьянки под видом охоты или рыбалки”.

Горбачев сомневался в “здравом смысле” существующей политики, однако его собственные публичные выступления и статьи, относящиеся к периоду между 1978 и 1982 годами, бессодержательны и скучны; они пестрят обязательными цитатами из Маркса, Ленина и Брежнева и восхваляют ту самую политику, которая порождала в его душе недоуменные вопросы. Он старательно работал над хваленой брежневской Продовольственной программой, рассчитанной на десять лет (с 1981-го по 1990-й) и призванной обеспечить СССР полную независимость от импорта сельскохозяйственной продукции. Однако эта программа, предусматривавшая увеличение капиталовложений в производство сельхозтехники и повышение доли сельской рабочей силы, была заведомо нежизнеспособна. По словам Жореса Медведева, тысячи специалистов затратили тысячи часов на написание этой программы, но, невзирая на колоссальные вложения средств, “всем было очевидно, что эти гигантские суммы будут растрачены впустую, потому что никто не собирался либерализовать процесс принятия решений на низовом уровне, колхозы и совхозы по-прежнему не имели ни малейшей свободы выбора. Все указания, как и раньше, спускались сверху”[535].

В мае 1981 года в горбачевский кабинет в ЦК КПСС – довольно тесную комнату с низким потолком и жалюзи, в которой пахло синтетическим ковром, – пришел Валерий Болдин. Вскоре Горбачев сделал Болдина, бывшего сотрудника газеты “Правда”, своим главным помощником. Это было роковое решение – забегая вперед, можно сказать, что почти никто из других ближайших помощников и коллег Горбачева не мог понять, почему выбор пал на этого человека. Болдин родился в 1935 году, окончил Московскую сельскохозяйственную академию имени Тимирязева, имел степень кандидата экономических наук. Шахназаров писал, что этот худощавый человек среднего роста “почти никогда не смеется” и “редко раскрывает рот, а если говорит, то почти всегда таинственным шепотом”. По его словам, Болдин – “законченный бюрократ, способный умертвить любое живое дело и наводящий страх на подчиненных одним своим молчанием”. Шахназаров находил “необъяснимым”, что Горбачев продолжал повышать Болдина (в 1987 году тот стал заведующим общим отделом ЦК КПСС, а в 1991 году – главой администрации президента) и не слушал тех, кто твердил ему, что Болдин вечно хоронит любые важные сведения на своем “бюрократическом кладбище”, а вместо них “подкидывает на стол” Горбачеву непроверенную информацию. Когда в Москву вернулся бывший посол СССР в США Анатолий Добрынин и сам стал секретарем ЦК, Болдин показался ему “надменным, ограниченным мандарином”, однако именно Болдин имел каждодневный доступ к Горбачеву, приносил ему свежайшие слухи о чиновниках высшего ранга и помогал определять темы для очередных заседаний Политбюро[536].