Хорнблауэр провел эту ночь в парусиновом кресле, завернувшись в толстую накидку — ему не хотелось покидать палубу во время такого густого тумана. Бдение было утомительным, и каждый раз, провалившись в накатившую дрему, он, вздрогнув, просыпался от звука туманного колокола. К исходу ночи к нему приблизился Уайт.
— Уже должно светать, сэр. Однако не могу сказать, что можно заметить какое-либо изменение.
Туман был по-прежнему очень густой — с палубы было невозможно разглядеть грота-рей.
— Прислушайтесь! — Хорнблауэр замер в кресле. Его ухо уловило слабые звуки, доносившиеся с кормового направления. Его профессиональный анализ выделил в них плеск волны, скрип дерева, потрескивание каната — всё это показывало на присутствие поблизости какого-то судна. Затем они оба отчетливо услышали, как голос в тумане произнес: «Вызывайте вахту».
— Они говорят на английском языке, — сказал Уайт. — В таком случае, это «Корморант», слава Богу.
— Идите и прекратите подачу туманных сигналов, быстро, — резко, но тихо перебил его Хорнблауэр. Уайт был настолько поражен требовательной настоятельностью его тона, что бросился выполнять этот странный приказ без всяких вопросов. Хорнблауэр продолжал прислушиваться.
— Прикажите команде соблюдать тишину! — передал он следующее распоряжение возвратившемуся Уайту. — Чтоб ни единого шума не было слышно.
В услышанном слове «вахта» ему почудилось что-то странное. Ни один английский офицер не растягивает так гласные. Хорнблауэр не верил, что за его кормой находился «Корморант».
— Пошлите лотового на руслени, — донесся из тумана голос.
— Странно, — прошептал Уайт. До него еще не дошел смысл происходящего — он был не столь сообразителен, как его капитан.
Хорнблауэр прошел на ют и перегнулся через гакабортные релинги, всматриваясь в туман. Он скорее почувствовал, чем увидел некоторое сгущение, слабое, едва заметное ядрышко в тумане — какое-то судно, не заметив «Аугусты», проходило у них по корме справа налево не более чем в двадцати ярдах. Хорнблауэр продолжал следить до тех пор, пока это ядрышко полностью не исчезло в тумане на левой раковине[6].
— Мистер Уайт, я собираюсь изменить наш курс. Квартирмейстер, лево руля![7]
«Аугуста» совершила поворот и легла на контркурс прошедшего мимо нее незнакомца. Хорнблауэр имел все основания считать, что расстояние между ними увеличивается, хотя и очень медленно — ветер был слишком слаб, и яхта двигалась с небольшой скоростью.
И тут появился король, вставший спозаранку в это туманное утро, вместе со своей свитой. Король Георг передвигался по слегка покачивающейся палубе как опытный моряк, широко расставляя ноги — когда-то он действительно провел немало времени на море.
— Привет, — сказал король.
— Доброе утро, сир, — ответил Хорнблауэр.
— Туманный день, что? Неблагоприятная погода, что? Что?
Внешность короля и его манеры значительно изменились по сравнению с предыдущим днем — очевидно, пребывание в море принесло ему заметную пользу. Сквозь туман пробился луч света, и внезапно небо над головой прояснилось.
— Там «Корморант», сэр, — сказал Уайт. — Нет… черт побери, это не он.
По корме, на расстоянии около одной мили, теперь можно было различить судно, следовавшее противоположным курсом, и с каждым мгновеньем его очертания становились более четкими. На их глазах судно начало разворачиваться на обратный курс, давая возможность разглядеть его великолепную оснастку и превосходное вооружение с двенадцатью пушечными портами на смотрящем в их сторону борту. Оно поспешно ставило паруса, их белые брезентовые пирамиды вырастали как по мановению волшебной палочки — подобная работа сделала бы честь и королевскому судну.
— Ставьте все паруса, мистер Уайт. Да попроворней.
— Прелестно, прелестно, — произнес король, улыбаясь под лучами солнца. Имел ли он в виду регламентированную суету постановки парусов или вид преследовавшего их судна, осталось неясным.
На «Аугусте» поставили все паруса так же споро, как и на другом судне, и теперь Уайт обратил все свое внимание на правильное обрасопление реев, так как они следовали круто к ветру. Через некоторое время он улучил момент и направил свою подзорную трубу на преследователя.
— Янки, черт побери! — воскликнул он, разглядев красные и белые полосы флага, который тот поднял.
— Поднимите наш флаг, мистер Уайт. Королевский штандарт не поднимать.
Ни к чему было извещать американцев, что за приз болтается под их носом. Хорнблауэр уставился в подзорную трубу, рассматривая преследователя. Если тому удастся подойти на короткую дистанцию, то не останется никакой надежды на благополучный исход — он будет вынужден сдаться, так как шестифунтовые пушки выглядели просто пугачами по сравнению с вооружением противника. И затем? Хорнблауэру отказывало воображение при мысли о том, что наступит вслед за этим. Что сделают американцы с захваченным королем — королем, против которого они сражались много тяжких лет поколение назад? Он попытался представить себе, какой эффект вызовет такая новость в Нью-Йорке или Бостоне.