Гора раздора

– Один, – подтвердил алхимик. – Но высший.

Да уж, славный парень Тэйт был полон секретов, и Пэт с удовольствием узнала бы еще парочку, но сперва следовало разобраться с текущими проблемами.

– Дух в сравнении с высшим демоном – просто ерунда, – пробормотала она, направляясь к пещере. – Разберемся.

– Конечно, разберемся, – ободряюще улыбнулся расслышавший ее слова Тэйт. И спросил участливо, когда она остановилась у входа: – Тебя подтолкнуть?

– На руках занести, – огрызнулась Пэт, загоняя подальше проснувшийся страх. – Сама справлюсь.

После взрыва пол коридора был завален камнями. Они с треском перекатывались под ногами, и эхо подхватывало звуки, унося их вверх, отчего казалось, что своды дрожат, грозя обрушиться на голову. Тогда Тэйт, шедший впереди с фонарем, оборачивался к ней через плечо, а Пэт прикусывала губу и ускоряла шаг.

В храмовом зале она перевела дух и подбросила к потолку осветительные кристаллы. Патрисия не помнила, как забрала их тогда, после взрыва, но с вечера, собираясь, обнаружила артефакты в сумке и порадовалась, что не забыла о них в панике. Останься они в пещере, уже растратили бы весь заряд, сейчас же работали почти в полную мощность, освещая алтари и испещренные надписями стены.

Эгери вошел в храм последним. Пэт не забыла, с каким восторгом и благоговением рассматривала тут все в свой первый приход, а сморщенное лицо гоблина не несло и тени тех чувств. Шаман был серьезен и задумчив. И сразу же приступил к делу: нацепил на нос очки, бегло оглядел пещеру и уверенно направился к стене с изображением солнца. Оттуда еще раз обвел взглядом храм.

– Долгая жизнь, – проговорил со вздохом. – Длинная история. Славное начало и печальный конец.

– История? – Пэт встала рядом с гоблином, надеясь понять смысл его слов. Неужели он так быстро разобрал символы?

– История, – кивнул Эгери. – Она записана здесь. От восхода и до заката, как солнце встает на востоке и следует на запад. – Он указал на символ на стене и круговым движением руки обозначил ход светила, вернувшись в исходную точку.

Патрисию озарила догадка.

– Значит… так и нужно было читать? Я рассматривала фрагменты на каждой стене в отдельности. Я не знала…

– Ты и не могла знать, Пэтси, – утешил шаман. – Я сам не знал, пока не увидел. Я ведь объяснял вам: построившие ловушку не предвидели, что ее найдут люди. Быть может, они даже не слышали о вашем народе, о тех, кому не дано слышать подсказки духов-хранителей.

– Духов? – Пэт непроизвольно нащупала рукоять револьвера. Глупость, конечно, палить по бестелесным, но… – Они тут есть?

Слушавший их с шаманом разговор Тэйт тоже принялся озираться, чем вызвал мимолетную улыбку на лице старика.

– Дети, – покачал он головой. – Они есть везде. Но не многим дано их слышать. Людям не дано. Как и гоблинам не дано владеть магией. Просто мы разные.

– Разные, – согласилась Пэт. – Так что там с историей?

Она неуютно чувствовала себя в пещере, а теперь еще и духи…

– Это – добрые духи, – успокоил Эгери. – Тот, кого нужно опасаться, не войдет сюда по своей воле. Он тоже боится… пока… Пока не вернул себе былую силу. Тогда никто и ничто его уже не испугает. А история… Я прочитаю ее для тебя, Пэтси, всю, от восхода и до заката. Слушай…

Просто слушать казалось мало, поэтому Пэт достала тетрадь и записывала неспешный рассказ старика, поначалу почти не отличавшийся от известных ей гоблинских легенд. За годы учебы и работы Патрисия прочла их немало. С десяток сама перевела с танцующего письма на арлонский, и некоторые из переводов даже вошли в новые учебники. Завораживающие сказки о том времени, когда горы были выше, а солнце ярче, когда земля была плодородной настолько, что всякое упавшее в нее семя за ночь вырастало в дерево, к полудню зацветало, а к вечеру плодоносило, когда козье молоко было таким жирным, что еще в вымени сбивалось в масло, рыбы в озерах столько, что она сама выбрасывалась на берег, а охотники отходили всего на сто шагов от селения, чтобы тут же вернуться к очагу с добычей. Именно в то прекрасное время у подножия Рассельских гор, быть может, на том самом месте, где стоит сейчас Фонси, обитало большое и богатое племя. У вождя его было семь жен, и от каждой имел он по семь сыновей и семь дочерей… Еще одно художественное преувеличение, призванное подчеркнуть процветание племени: многоженство было распространено у гоблинов вплоть до середины прошлого столетия, но мало кто мог позволить себе содержать более трех жен. Да и гоблинши не отличались репродуктивностью, и даже пятеро детей для них уже считалось много… Но ведь с легендами не спорят. Племя процветало, жены вождя рожали, духи гор и духи долины благоволили к местному шаману. Все были довольны. До поры.