И что самое поразительное, люди, своими глазами видевшие, как относится к ним население Украины, в очередной раз верят своему командующему. В ночь на 4 ноября 1921 года «ударная колонна армии УНР» (около 1000 штыков) во главе с «генерал-хорунжим» Юрком Тютюнником, перейдя границу, начинает движение на Киев. Поскольку после Рижского мира никто ничего подобного не ждал, эффект внезапности играет должную роль. Несколько мелких продотрядов, захваченные врасплох, отступают; сотня селян, злых на продотрядчиков, вступают в отряд; несколько сел, а затем даже и городок Коростень на несколько часов становятся «территорией УНР». Однако удерживать позиции сил нет, и петлюровцы, отступив, продолжают идти на Киев через леса, понемногу влезая в «мешок», подготовленный красными, — в первую очередь силами Школы Украинских Курсантов под командой бывшего гетманского генерала Сокиры-Яхонтова. А население не поддерживает и даже не сочувствует, и обещанные «головным отаманом» повстанцы, как выясняется, в лучшем случае — группки в два-три лесных бандита, вовсе не горящих желанием умирать ни за какую Идею. О Киеве уже никто не думает. Командир принимает решение поворачивать назад, в Польшу, но прорваться и вывести из «мешка» ему удается только часть «ударной колонны». Отставшие были разгромлены у села Миньки украинской конной дивизией Котовского. 359 человек, взятых в плен, пошли под трибунал в селе Базар и расстреляны как «бандиты». Которыми с точки зрения юстиции и являлись. Ибо поляки, закрывшие глаза на подготовку рейда (как и в случаях с отрядами Савинкова), в ответ на запрос Москвы, как понимать столь вопиющее нарушение соответствующей статьи Рижского мира, ответили, что знать ничего не знают, а Петлюра был лишен права делать заявления. Как говорят, узнав от Тютюнника подробности, «головной отаман» плакал…
Глава XXI
Язык до Киева
Первые на селе
Возможно, кого-то это и удивит, но вскоре после окончательного краха УНР многие ее лидеры и активисты — вплоть до премьера Винниченко и «президента» Грушевского — начали просить Советскую власть о прощении и разрешении вернуться. Получив же разрешение и вернувшись, с изумлением и радостью выясняли, что жизнь не кончена, им готовы предложить весьма серьезные посты и не возражают — разумеется, при условии хорошего поведения — против участия в политической жизни.
А ларчик открывался просто. Подход большевиков к национальному вопросу был прагматичен до крайности. В понимании Владимира Ильича, фанатичного марксиста, языковые, культурные и прочие мелочи какую-то роль если и играли, то сугубо вспомогательную. Как инструмент, помогающий пролетариату привлечь к процессу разрушения «национализма большой, угнетающей нации» «национализм нации маленькой, угнетенной». Морковка перед носом у ослика, короче говоря, и не более того.
Исчерпывающей иллюстрацией к чему служит уже цитированная заочная беседа кремлевского мечтателя с Винниченко. Если кто забыл, напомню: стремясь заручиться поддержкой или, на худой конец, хотя бы нейтралитетом РСФСР в борьбе с гетманом, «петлюровский» премьер готов был идти на самые широкие политические уступки, вплоть до установления власти Советов. Однако твердо стоял на том, что «диктатура украинского языка для нас так же важна, как для вас диктатура пролетариата», пояснив своему близкому сотруднику Конисскому спросившему о причине столь жесткой позиции по, казалось бы, не самому важному вопросу, что «лучше быть первым на селе, чем вторым в городе; раньше русские писатели издавали книгу за книгой, а меня, как писателя, затирали, и с этим должно быть покончено». Со своей стороны, Ленин заявил посреднику, Христиану Раковскому что главное — это Советы, а «украинских языка, если надо, мы признаем хоть два».
И такой подход, как известно, сработал. Однако когда «красные чеченцы», «красные мусульмане», «красные казаки» и прочие кандидаты в «первые на селе» сделали то, чего от него требовалось, пришло время возвращать долги. Естественно, без чрезмерной лихвы (когда видный деятель наркомата по делам национальностей Султан-Галиев предложил план создания на «традиционных территориях ислама» фактически независимых государств, сформированных по принципу пантюркизма, «зарвавшегося муллу» немедля растерли в порошок), но возвращать. Первыми же в очереди, естественно, стояли украинские товарищи, чьи ряды к тому времени чрезвычайно разбухли от самой разнообразной «левой» мелочи, ранее боровшейся с большевиками, но по ходу дела перековавшейся. «Синдромом Винниченко» эта новая элита страдала в крайне запущенной стадии, вплоть до того, что из всей верхушки ВКП(б) только ее представитель, Микола Скрыпник хоть и косвенно, но поддержал всеми осужденного Султан-Галиева, сказав на совещании в ЦК, что его дело — «нездоровый симптом наличия национального неравенства».