Гопакиада

Предвыборный расклад был несложен. Хотел ли сам Орлик выдвигаться, неизвестно. Судя по некоторым его высказыванием, возможно, и не очень. Ибо уж кем-кем, а дураком не был, и прекрасно понимал, что рискует превратиться из серенькой канцелярской мыши в объект пристального интереса России. Однако, обремененный многочисленной семьей (в Бендерах у него родился очередной сын), ежедневно хотевшей есть, альтернативы не видел. Так что возражений не случилось. Кандидатура Орлика, выдвинутая старшиной (причины, думаю, пояснять не надо, а для тех, кому неясно, изложу ниже) и поддержанная наследником гетмана, могла твердо рассчитывать где-то на полсотни голосов. Горленко лоббировали казаки (около 300 избирателей). Все решала позиция то ли тысячи, то ли двух (источники говорят и так, и этак) запорожцев. С этим сектором электората поработал Войнаровский, «заплатив кошевому 200 червонцев за склонение казаков на сей выбор», и в начале апреля 1710 года триумф демократии состоялся. Получив поддержку около 90% от полутора тысяч имеющих право голоса, Филипп Орлик был избран «гетманом обоих берегов и Войска Запорожского», а 10 мая, после подписания Карлом «Diploma assecuratium pro Duce et Exercitu Zaporovienski», позже утвержденного и султаном, официально вступил в должность. После чего полковник шведской армии Андрей Войнаровский, успевший выхлопотать у главнокомандующего отпуск по болезни, выдал новоизбранному гетману 3000 талеров и, еще раз заверив соратников по борьбе в том, что транши будут поступать неукоснительно, перевел наследство на запад и отбыл на лечение в Европу, где засел прочно и надолго. А «Duх et Exercitus» приступил к исполнению своих обязанностей. Первым делом предложив на рассмотрение избирателей «Pacta et Constitutiones legum libertatumqe Exercitus Zaporoviensis», оранжевыми мифологами, видимо, очарованными волшебным словом «Сonstitutiones», неуклонно именуемый «первой, самой демократической в мире конституцией Украины». Документ, не стану отрицать, столь интересный, что заслуживает отдельного отступления.

Без поправки на благородную латынь (напомню, что constitutio на языке Цицерона означает всего лишь «устройство», и не более того) «Конституция Филиппа Орлика», она же «Бендерская конституция», в сущности, мало чем отличается от многочисленных «статей», подписывавшихся старшиной с Речью Посполитой, Россией и Турцией. Разве что предыдущие были выдержаны в более сдержанных тонах (выражения типа «ласковый пан», «защитник и покровитель», «светлейший навеки суверен», «его королевское над королями величество» и «его блаженная милость» там если и попадались, то два-три раза на весь текст, а не через строку). Но это, как и обширную преамбулу, художественно излагающую историю взаимоотношений «милой Украйны» с «варварской Московией», а заодно и с потрохами раскрывающую авторство мазепинских листовок, можно списать на особенности авторского стиля. В конце концов, Орлик как литератор специализировался в жанре панегирика. Территориальные претензии к России, распространяющиеся почти на все ее южные области, и Польше (куда более скромные) тоже можно счесть поэтическими гиперболами. Были, однако, и новации. Прежде всего, вслед за декларацией о том, что «Украйна обеих сторон Днепра должна быть на вечные времена вольною от чужого господства, демократическим государством», фиксировался «вечный и полный протекторат» Швеции. Обратим внимание. Если по Гадячскому договору, Малая Русь была равноправным субъектом федерации, согласно Каламакским статьям — автономией с весьма широкими правами, а по договору Дорошенко с султаном — государством, находящимся в особых договорных отношениях с Портой, то теперь она (декларации не в счет, на то они и декларации) юридически признавала себя колонией. Причем без оговорок, предполагающих возможность когда-либо в будущем этот статус изменить.