Гопакиада

Такие вот вареники со сметаной. Осталось добавить разве, что позже Иван Евстафьевич, возможно, понял, что к чему. Поскольку все же добровольно отослал преемнику, Юрку Хмельницкому гетманские «клейноды» и печать, которые мог и оставить при себе, сохраняя тем самым хотя бы толику легитимности. Да и расстрел его по обвинению в связях с «московской стороной» навевает некоторые сомнения, поскольку казнен он был фактически без суда, будучи по рангу сенатором Речи Посполитой, а Речь Посполита была достаточно правовым государством, чтобы сенатор имел право быть выслушанным в суде. Кроме, разумеется, случаев, когда вина была очевидна, а разбирательство грозило уронить престиж державы. Впрочем, все это, правда оно ли нет, для нас уже совершенно не важно. Куда важнее, что, во-первых, события 1657—1659 годов, связанные с именем и деятельностью Ивана Выговского, однозначно подтвердили: абсолютное большинство населения Малой Руси, и казачества в том числе, не приемлет Эуропу ни в каком виде, а хочет «царя восточного» и готово за это бороться. А во-вторых, первые «ущемления» свобод Малой Руси (введение войск в города, назначение воевод и установление общего контроля Москвы над ситуацией) состоялись не в нарушение статей Переяславской Рады 1654 года, а на основании решения и просьбы Второй — тоже Переяславской. О которой нынешние украинские мифотворцы почему-то предпочитают не помнить.

Шестидесятники

Второй Переяславский договор, юридически фиксирующий роль Москвы как верховного арбитра малороссийской политики и санкционирующий ввод московских гарнизонов в города Гетманщины, невероятно раздражает тех «оранжевых», которые все же о нем вспоминают. Документ-де «очень невыгодный, кабальный для Украины», подписан «слабым гетманом Юрием под безумным давлением московского воеводы князя Трубецкого» . Насчет «безумного давления» (тем паче насчет «под угрозой окруживших город войск», о чем тоже иногда говорят) позволю себе поспорить. Если людям воевать вместе, тут выдавить формальное согласие мало, тем паче угрозами. Трубецкой просто сообщил «союзникам»: веры им, учитывая, что Гадячский договор почти все они одобряли, нет, и России нужны гарантии, а ежели не согласны, так на фиг, и разбирайтесь с поляками сами. После чего старшина согласилась поумерить аппетиты. А вот второй тезис оспаривать не стану.

Несчастный Юрась и в самом деле был трудным, глубоко невежественным подростком с тяжелой психикой, живым доводом в пользу рекомендации не делать детей спьяну. Если старший брат его, Тимош, погибший в Молдавии, помимо наследственной истерии и очевидных признаков садизма, все же унаследовал от родителя некоторые лидерские задатки и личное мужество, то Юрку, «недосвідченому напівголовку» по определению самого Грушевского, похвастаться было вообще нечем. Кроме, конечно, громкого, завораживающего массы имени. «Як йому, молодому, воспалительному, слишком недоумку, хворому на чорну болiсть, — риторически удивляется радикальный историк Микола Аркас, — було керувати на той тяжелий час?».