Гопакиада

Гибельность поступка Мазепе стала очевидна практически сразу. Большая часть казаков от него бежала, основная часть старшины с ним не пошла, а кто пошел, том числе и такие заклятые враги москалей, как Апостол и Галаган, вскоре вернулись к Петру с повинной и были прощены. Казацкие полки подтвердили верность царю, на помощь же к Мазепе, по иронии судьбы, пришли запорожцы, которых он всегда ненавидел, как криминалов, не приемлющих никакую власть. К тому же ненавистный конкурент Меншиков взял Батурин с его казной, продовольственными складами и арсеналами. К слову. Если кому-то охота узнать мое мнение насчет «Батуринской резни», пусть вставит это словосочетание в любую искалку, найдет там что-нибудь не оранжевое и прочтет, не обращая внимания на идеологию. Факты говорят сами за себя. «Резни» не было. Лично для меня в этом смысле достаточно всего четырех соображений. Какие «плоты с распятыми», если на реке стоял лед? Какое «поголовное уничтожение», если уже через месяц городовой атаман просит денег на обустройство погорельцам? Какое «отчаянное» сопротивление, если хорошо укрепленная столица Гетманщины была взята за два часа, в то время как крохотный Веприк сражался несколько дней, уложив более 2 тысяч шведов, а под Полтавой викинги вообще застряли на два месяца, и так и не взяли, несмотря на 20 штурмов? Какой, наконец, «патриотизм», если казацкая часть гарнизона не просто сложила оружие, но и помогла русским войскам, а бились до конца только польско-немецкие наемники Чечеля и Кенигсека? Да, бились славно, но это, в конце концов, была их работа, за которую они получали деньги. Опять же и «зверства варваров» расписывала в основном французская пресса, союзная Карлу; газеты нейтральных Англии и Голландии информировали читателей в куда менее жутких красках.

В общем, и ужасы Батурина, и кошмары Лебедина, скорее всего, чистый пиар, причем листовки эти, думается, не Мазепой писались — уж больно не соответствует их надрывно-возвышенный настрой сухому, иронично-рассудительному тону писем, написанных гетманом. Да и глупостей типа «вот придет Петр и всех казаков на Волгу угонит» Иван Степанович писать бы не стал. В любом случае, информационная война была проиграна вчистую. Гетманские листовки врали и пугали, а Петр прощал и миловал, более того, на следующий же день после измены гетмана отменил незаконные налоги, введенные Мазепой, как говорилось в универсале, «ради обогащения своего». К тому же, наступая, шведские солдаты жгли и убивали. Те самые шведские солдаты, которые при осаде Копенгагена вели себя так учтиво, а платили за припасы так щедро, что датские крестьяне сами свозили продовольствие в их лагерь, посадив на голодный паек собственную столицу. Это означало только одно: там, в Дании, были люди. В Саксонии — тоже. И даже в Польше. Но не здесь, в краю дикарей, по отношению к которым можно все. Население края видело. Население края знало о судьбе, постигшей Зеньков, Опошню, Лебедин и Коломак. И делало выводы. Однако хватит об этом…

4 сентября 1709 в турецких Бендерах умер Мазепа. Наверняка своей смертью. Версию о самоубийстве, время от времени озвучиваемую авторами, не любящими Ивана Степановича, отметем, как практически невероятную: при всей своей рассудочности, он был человеком очень верующим, и на один из самых осуждаемых Церковью (что православной, что католической) поступков мог бы решиться разве что сложись реальная возможность оказаться в руках Петра. Однако такой угрозы не было. Были старость и запредельная усталость, несомненно, умноженные на сильнейший стресс. Умирая, «законный князь Украйны» по версии Карла завещал все любимому племяннику, Андрею Войнаровскому, весьма образованному, европейски мыслящему молодому человеку. Король, уважая вполне законную волю покойного, дал «добро». Старшина тоже, в принципе, не возражала, твердо заявив, однако, что никаким «законным князем Украйны» парня не признает, поскольку это противоречит традиции. Зато готова избрать гетманом. В свою очередь, Войнаровский от столь высокой чести наотрез отказался, мотивируя тем, что, дескать, еще молод и не имеет заслуг. Однако от материальной части дядиного наследства отказываться не стал. А деньги были очень серьезные: в казне, вывезенной Иваном Степановичем, после всех трат, включая 600 тысяч червонцев, «одолженных» Карлу, находилось, как полагает О. Субтельный, к завышению не склонный, «от 750 тысяч до 1 миллиона шведских рейхсталеров (точнее, риксдалеров)». Вот эти-то талеры (точнее, риксдалеры) и затребовал скромный юноша, забыв, на минуточку, что речь идет не о личных дядиных капиталах, а о войсковой казне. Что поделаешь, как печально отмечает тот же О. Субтельный, «в козацкой Украине плохо отличали частную и общественную собственность».