— По приметам, что Олег тебе назвал, — похож… — сказал отставной опер и, словно читая ориентировку о розыске преступника, добавил: — На вид семьдесят-семьдесят пять, сухощавый, рост метр шестьдесят пять, лицо интеллигентное, глаза голубые, почти бесцветные, резко выраженные носогубные морщины… Брови густые, крупный, чуть висловатый нос, четко выраженный подбородок. Особые приметы: на груди татуировка в виде профилей вождей мировой революции… на ягодицах…
— Батя-я, — укоризненно протянул Валерий.
Степан Игнатьевич ухмыльнулся довольно:
— Дай-ка мне свою игрушку, — указал на мобильный телефон сына, — попробую пару номеров…
— Так я же вам мобильник купил, чтобы вы пользовали! Где он?
— Да мать твоя куда-то заныкала, все минуты экономит…
Улыбаясь, Валерий подал отцу мобильный телефон. Степан Игнатьевич набрал номер, не заглядывая ни в какие блокноты или записные книжки. И, к удивлению Валерия, дозвонился с первого раза.
— Белесый, вечер добрый, — вежливо сказал Степан Игнатьевич. — Узнал?
Громкость в майорской трубке была достаточная, так что он хорошо слышал весь разговор.
— Признал, Иваныч, признал… — раздался глуховатый голос на фоне бойкой музыки, женского визга и неразборчивых мужских голосов.
Степан Игнатьевич — «Иваныч» — усмехнулся:
— Ну и слава Богу, что не перестал узнавать…
— Так давненько знакомы же! — без энтузиазма сообщил Белесый.
— И я про то, давненько знакомы, связи терять некрасиво… в нашем-то возрасте… — наставительно напомнил Куприянов.
— Да я тебя лет на десять помоложе буду, Иваныч, — наигранно возмутился его собеседник.
— Помню, что моложе… Но у тебя год за два… хе-хе… — улыбнулся Степан Игнатьевич, подмигнув сыну. Прикрыл мембрану ладонью, пояснил: — Там еще вода плещется… В бане он, что ли?
Валерий пожал плечами, а собеседник отца отчетливо хмыкнул:
— Тогда я тебя лет на тридцать старше получаюсь… Надо чего?
— Ну, естественно, не о здоровье справиться звоню, ты уж извини за откровенность, — посерьезнел бывший опер. — Базар есть, потолковать надо…
— Так ты вроде не при делах… — после минутной паузы проговорил Белесый.
Настала очередь Степана Игнатьевича хмыкнуть:
— Я-то не при делах. А ты тоже на пенсию вышел?
— Бывших воров не бывает, на… — Он, видимо, хотел по привычке назвать бывшего полковника «начальник», да во время остановился, — …Иваныч.
— Ну, так и бывших оперов тоже…
— Понял, — коротко ответил Белесый. — Я тут с ребятишками своими в баньке… Слышь, девок гоняют, жеребцы…
— Слышу-слышу, — подтвердил Степан Игнатьевич, спросил: — И что?
Белесый, как бы размышляя вслух, проговорил негромко:
— Так я думаю, может, тебе сюда подвалить… или западло? Биксу бы тебе подогнали…
— Базар серьезный, — сообщил бывший опер, под насмешливым взглядом сына игнорируя приглашение, — а у тебя там гульба.
— Дело говоришь, — согласился его собеседник и предложил: — Ты же где-то в Белой Церкви обитаешь, так давай и встретимся… посередине… По дороге на Киев, в Василькове, там на въезде — заправка, а при ней армянин шашлыки жарит… Кабинет там имеется отдельный. Хорошее место, если что перетолочь.
— Знаю. Ашот Аракелян, он же Арарат, — проговорил Степан Игнатьевич. — Когда ты там будешь? Я смогу подъехать минут через пятьдесят…
Белесый прикинул что-то, вздохнул:
— Ну, так придется девок оставить… Через час буду. Один приедешь?
Услышав вопрос отцовского собеседника, Валерий отрицательно покачал головой и яростно прошептал:
— Со мной! Только со мной!
Степан Игнатьевич поразмыслил и сообщил:
— Сын будет за водителя.
— Который майор из «убойного»? — без удовольствия спросил собеседник.
— Он самый.
— Ну да ладно, — недовольно откликнулся Белесый. — Все. Увидимся.
Минули те времена, когда на обочинах дорог стояли ржавые шашлычницы с тлеющими углями, а над нанизанным на шампуры лучше-не-знать-чьим мясом помахивал картонкой уроженец Кавказа, то ли способствуя приготовлению, то ли мух отгоняя.
В протоколах тогда писали — «лицо кавказской национальности», как будто может быть национальность уральская или западно-сибирско-низменная… Но так уж сложилось.
Шашлычная «Ахтамар» выглядела очень привлекательно. Видно было, что потрудился над ней не только хороший архитектор, но и строители работали на совесть. Словно перенесенная из старого Еревана, отделанная розовым, доставленным из Армении туфом, она привлекала внимание, и, даже если народу не нужен был бензин, который предлагался на расположенной метрах в пятидесяти заправке, путешественники останавливались часто.
А иные, таких было немало, приезжали из города нарочно.
Бизнес у Ашота, известного среди своих как Арарат, шел хорошо. В конце семидесятых Ашот Аракелян был директором ресторана в Ереване. Должность по тем временам хлебная, дающая не только хорошую сытную жизнь, но и связи.
Вот эти связи и подвели Аракеляна.