Читаем Гоп-Фрог полностью

Гоп-Фрог

По (Рое) Эдгар Аллан (19.1.1809, Бостон, — 7.10.1849, Балтимор), американский писатель и критик. Родился в семье актёров. Рано осиротев, воспитывался ричмондским купцом Дж. Алланом, в 1815-20 жил в Великобритании. В 1826 поступил в Виргинский университет, в 1827-29 служил в армии. В 1830-31 учился в военной академии в Уэст-Пойнте, за нарушение дисциплины был исключен. Ранние романтические стихи П. вошли в сборники «Тамерлан и другие стихотворения» (1827, издан анонимно), «Аль-Аарааф, Тамерлан и мелкие стихотворения» (1829) и «Стихотворения» (1831). Первые рассказы опубликовал в 1832. После 1836 всецело отдаётся журналистской работе, печатает критические статьи и рассказы. В 1838 выходит его «Повесть о приключениях Артура Гордона Пима» — о путешествии к Южному полюсу. Двухтомник рассказов «Гротески и арабески» (1840) отмечен глубокой поэтичностью, лиризмом, трагической взволнованностью. Важный мотив романтической новеллистики П. - тема одиночества; М.Горький отмечал трагическое в самом глубоком смысле слова существование самого писателя. П. - родоначальник детективной литературы (рассказы «Убийство на улице Морг», «Золотой жук» и др.). В философской поэме в прозе «Эврика» (1848) П. предвосхитил жанр научно-художественной прозы; ему принадлежит ряд научно-фантастических рассказов. Широкую известность принёс П. сборник «Ворон и другие стихотворения» (1845). Некоторые черты творчества П. - иррациональность, мистицизм, склонность к изображению патологических состояний — предвосхитили декадентскую литературу. Один из первых профессиональных литературных критиков в США, П. сформулировал теорию единства впечатления, оказавшую влияние на развитие американской эстетики («Философия творчества», 1846; «Поэтический принцип», 1850). Воздействие новеллистики П. испытали на себе А.К.Дойл, Р.Л.Стивенсон, А.Вире, Г.К.Честертон. Французские и русские поэты-символисты считали его своим учителем. К творчеству П. обращались композиторы К.Дебюсси, С.В.Рахманинов.

Эдгар Аллан По

Классическая проза18+
<p>Гопъ-Фрогъ<a l:href="#n_1" type="note">[1]</a></p>

Никогда я не видалъ никого, кто могъ бы сравниться съ королемъ въ зажигательной веселости и любви къ шуткамъ. Онъ, повидимому, жилъ только для шутокъ. Разсказать добрую шутливую исторію, и разсказать ее хорошо, это быль вѣрнѣйшій путь къ его благосклонности. Такимъ образомъ произошло, что семь его министровъ всѣ были отмѣнными шутниками. Кромѣ того, по примѣру короля, они всѣ были плотными, коренастыми и жирными, въ этомъ они были такъ же несравненны, какъ и въ искусствѣ шутить. Толстѣютъ-ли люди отъ шутокъ, или въ самой тучности есть что-то предрасполагающее къ шутливости, этого я никогда въ точности не могъ опредѣлить, но во всякомъ случаѣ достовѣрно, что худощавый шутникъ rara avis in terris [2].

Объ утонченностяхъ, или, какъ онъ называлъ ихъ, о "призракахъ" остроумія король безпокоился очень мало. Онъ въ особенности любилъ, чтобы шутка была, такъ сказать, на широкую ногу, и ради этого нерѣдко заботился объ ея длиннотахъ. Излишніе деликатессы претили ему. Онъ предпочелъ бы "Гаргантюа" Раблэ "Задигу" Вольтера; и, въ заключеніе всего, шутки, сопровождавшіяся дѣйствіемъ, соотвѣтствовали его вкусу гораздо болѣе, чѣмъ шутки словесныя.

Въ тѣ времена, къ которымъ относится мое повѣствованіе, профессіональные шуты еще не совсѣмъ вышли изъ моды при дворахъ. Нѣкоторые изъ великихъ "властителей" континента еще держали при себѣ "дураковъ", они были одѣты въ пестрые костюмы, украшены колпаками съ бубенчиками, и отъ нихъ всегда ожидали мѣткихъ остротъ на тотъ или иной случай, въ обмѣнъ на крохи, падавшія съ королевскаго стола.

Нашъ возлюбленный король, конечно, держалъ при себѣ "дурака". Дѣло въ томъ, что онъ положительно нуждался въ чемъ-нибудь этакомъ сумасброднолъ — хотя бы для того, чтобы уравновѣсить тяжеловѣеную мудрость семи мудрецовъ, бывшихъ его министрами, уже не говоря о немъ самомъ.

Его дуракъ, или профессіональный шутъ, былъ, однако, не только дуракомъ. Его достоинство было утроено въ глазахъ короля тѣмъ обстоятельствомъ, что онъ былъ карликъ и увѣчный. Карлики были въ тѣ дни такими же обычными явленіями при дворахъ, какъ и шуты; и многимъ монархамъ было бы трудно прожить свой вѣкъ (дни при дворѣ, пожалуй, длиннѣе, чѣмъ гдѣ-либо), если бы у нихъ не было шута, вмѣстѣ съ которымъ можно было бы смѣяться, и карлика, надъ которымъ можно бы было насмѣхаться. Но, какъ я уже замѣтилъ, всѣ эти шуты, въ девяносто девяти случаяхъ изъ ста, толсты, жирны и неповоротливы, — такъ что у нашего короля было съ чѣмъ поздравить себя, ибо Гопъ-Фрогъ (такъ звали шута) представлялъ изъ себя тройное сокровише въ одной персонѣ.

Я думаю, что лица, крестившія карлика, назвали его при крещеніи не "Гопъ-Фрогомъ", это имя ему было милостиво пожаловано, по общему согласію, семью министрами, благодаря тому, что онъ не могъ ходить, какъ всѣ другіе. Дѣйствительно, Гопъ-Фрогъ могъ двигаться только такимъ образомъ, что его походка какъ бы напоминала знаки междометія: онъ не то прыгалъ, не то ползалъ, извиваясь, — движенія, безконечнымъ образомъ услаждавшія короля и, конечно, доставлявшія ему немалое утѣшеніе, потому что (несмотря на выпуклость его живота и прирожденную припухлость головы) вссь дворъ считалъ его красавцомъ-мужчиной.

Но хотя Гопъ-Фрогъ, благодаря искривленію ногъ, могъ двигаться по землѣ или по полу съ большими трудностями и усиліями, громадная мускульная сила, которой природа наградила его, какъ бы въ видѣ возмѣщенія за несовершенство нижнихъ коночностей, давала ему возможность учинять съ необыкновеннымъ проворствомъ всякія продѣлки, вездѣ, гдѣ дѣло шло о деревьяхъ, канатахъ, или вообще, гдѣ нужно было на что-нибудь вскарабкиваться. При такихъ упражненіяхъ онъ, конечно, болѣе походилъ на бѣлку или на маленькую обезьяну, нежели на лягушку.

Не могу сказать съ точностью, изъ какой страны былъ родомъ Гопъ-Фрогъ, — изъ какой-то дикой области, о которой никто не слыхалъ и которая находилась очень далеко отъ двора нашего короля. Гопъ-Фрогъ, вмѣстѣ съ одной молодой дѣвушкой, почти такой же карлицей, какъ онъ (хотя необыкновенно пропорціональной и преискусной танцовщицей), былъ насильственно оторгнутъ отъ родного очага, и оба они изъ своихъ собственныхъ домовъ, находившихся въ смежныхъ провинціяхъ, были посланы, въ качествѣ подарка, королю, однимъ изъ тѣхъ генераловъ, которые всегда побѣждаютъ.

При такихъ обстоятельствахъ нѣтъ ничего удивительнаго, что между двумя маленькими плѣнниками возникла самая тѣсная близость. Дѣйствительно, они скоро сдѣлались закадычныяи друзьяли. Гопъ-Фрогъ, хотя и былъ большимъ искусникомъ во всякихъ шуткахъ, но пользовался, однако, популярностью и не могъ оказывать никакихъ услугъ Триппеттѣ, но она, благодаря изяществу и изысканной красотѣ, (хоть и карлица), была общей любимицей, пользовалась большимъ вліяніемъ и никогда не упускала случая примѣнить его на пользу Гопъ-Фрога.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Отверженные
Отверженные

Великий французский писатель Виктор Гюго — один из самых ярких представителей прогрессивно-романтической литературы XIX века. Вот уже более ста лет во всем мире зачитываются его блестящими романами, со сцен театров не сходят его драмы. В данном томе представлен один из лучших романов Гюго — «Отверженные». Это громадная эпопея, представляющая целую энциклопедию французской жизни начала XIX века. Сюжет романа чрезвычайно увлекателен, судьбы его героев удивительно связаны между собой неожиданными и таинственными узами. Его основная идея — это путь от зла к добру, моральное совершенствование как средство преобразования жизни.Перевод под редакцией Анатолия Корнелиевича Виноградова (1931).

Виктор Гюго , Вячеслав Александрович Егоров , Джордж Оливер Смит , Лаванда Риз , Марина Колесова , Оксана Сергеевна Головина

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХIX века / Историческая литература / Образование и наука
1984. Скотный двор
1984. Скотный двор

Роман «1984» об опасности тоталитаризма стал одной из самых известных антиутопий XX века, которая стоит в одном ряду с «Мы» Замятина, «О дивный новый мир» Хаксли и «451° по Фаренгейту» Брэдбери.Что будет, если в правящих кругах распространятся идеи фашизма и диктатуры? Каким станет общественный уклад, если власть потребует неуклонного подчинения? К какой катастрофе приведет подобный режим?Повесть-притча «Скотный двор» полна острого сарказма и политической сатиры. Обитатели фермы олицетворяют самые ужасные людские пороки, а сама ферма становится символом тоталитарного общества. Как будут существовать в таком обществе его обитатели – животные, которых поведут на бойню?

Джордж Оруэлл

Классический детектив / Классическая проза / Прочее / Социально-психологическая фантастика / Классическая литература